Вечность - ничто пред именем любимой...

[eric-alan]

"Вечность - ничто пред именем любимой..."
Название: Вечность - ничто пред именем любимой...
Автор: Шушь
Персонажи: Алан Хамфри|Эрик Слингби
Жанр: драма, агнст
Рейтинг: подразумевается
Саммари: после смерти
Дисклеймер: все персонажи пренадлежат Яне Тобосо и создателям мюзикла.
Размещение: с указанием авторства и откель сперто
Предупреждение: жесть
От автора: Название заимствовано из книги А. Белянина.

Здесь мрак, пустота и бесконечный холод. Он бредет в вечных синеватых сумерках, не зная куда и зачем. Для чего? Почему его душа или что там у шинигами вместо нее не рассеялась во мраке иного мира? Разве что там, свыше, кто-то решил, что он заслужил вечный полумрак... Он усмехается. Свет тысячи душ бессилен. Он никогда не озарит лицо того, ради кого Эрик убивал с равнодушием идеальной машины.
Только живи. Только живи дальше. Он думал так каждый раз, погружая косу в тело очередной жертвы.
Последней оказался Алан.
Боже, зачем?! Зачем он только кинулся к этому щенку?! О, вряд ли душа малолетнего выродка подошла бы для исцеления, но как же хотелось свернуть ему шею! Так, словно это по его вине шипы погружались в тело Алана все глубже и глубже.
Он подышал на руки, потер их одна о другую, сунул в карманы. Здесь не так-то и холодно, хотя Алан бы мерз. Ну, а так - нетрудно привыкнуть. Славное местечко для покаяния. Впрочем, едва ли он будет каяться в том, за что его осудили.
Он убил Алана. Убивал его каждый раз, обрывая чью-то жизнь. Каким слепым, глухим, безмозглым идиотом надо быть, чтобы вообразить себе, будто маленький шинигами примет такое лекарство! И когда хрупкое, тонкое, еще горячее тело упало ему на руки - он понял, что все уже слишком поздно. А каяться нет смысла - потому что единственный, чье прощение его волновало больше никогда ничего не скажет.
Никогда.
Слово, имеющее чертовски мало смысла для бессмертных. Вот вечно - другое дело. Он хотел себе только кусочек вечного света, такого мягкого, как у свечи на окошке. "Собственник", - с улыбкой говорил Алан, заплетая ему косички по утрам. Эрик сжал зубы. Боже, как же он его мучил! Он понял это только сейчас. Насколько мучительна была их связь для Алана, деликатейшего, нежного, застенчивого существа. Первый поцелуй - около уборной на этаже, за дверью то и дело шумел кран, и Алан мелко дрожал в руках шинигами, как пойманная птица. Первый раз - в копировальной, около столика с копиром... Он ни сказал ни слова, только слабо улыбнулся, кое-как одеваясь. Да, черт возьми, Слингсби, так ты любил его. Не обращая внимания ни на что, кроме своих желаний.
Только каяться поздно. Не перед кем, а себя все равно простишь. Никогда. Вечно.
Чуть похрупывает снег - он тут не тает, дыши-не дыши. Небо не темное, но и не ясное, кругом - сумеречный кисель. Равнина, местами - скалы, кое-где деревья и ручейки. Ничего, терпимо. Адский огонь его был тоже устроил.
Над равниной разнесся слабый, отдаленный клич, похожий на клекот птицы. Эрик остановился, чуть склонил голову набок. Есть ему не хотелось, а если хищная птица вдруг спикирует сверху - он возражать не будет.
Клич повторился, Слингсби вздрогнул. Похоже, это человеческий голос. Коллективный ад? Тьфу, похоже, наступает час расплаты за грехи. Эрик всю жизнь стойко не любил людей. Он никого не любил. И жизнь единственного возлюбленного превратил в ад. Помнить тот последний взгляд ему предстоить вечно.
Нет, лучше бы геена огненная.
Снова этот оклик, но теперь Эрик, вздрогнув, прислушивается внимательнее. Голос приближается, человек кого-то зовет, и эти интонации - он узнает их раньше, чем самый голос, раньше, чем из сумерек выныривает тонкая фигурка...
- Эриииик! Эээээрииик?! Ну гдееее тыыыы!?
- Боже, - слабо вырывается из горла шинигами и, кажется, это больше рыдание, чем слово. - Алан...
- Уф, наконец-то догнал, - пропыхтел Хамфриз. - Далеко же ты успел забраться!
- Алан, - он сделал несколько неверных шагов, не зная, куда бежать от сияющих темных - Алан больше не жнец - глаз. Шаг вперед. Упасть на колени, обнять его ноги и тысячей слов раскаяния выдохнуть: - Прости!
Это непереносимая мука: смотреть ему в лицо и видеть - прощает. То есть совсем, безоглядно, как и всегда. Просто так, без слез и условий.
- Я уговорил их, - чуть задыхаясь, частит Алан, как всегда, когда волнуется. - Я сказал, что половина твоей вины на мне, что ты делал это для меня, значит, я тоже виноват, и они отпустили меня...
- Прости! - это все, что важно сказать сейчас. Прости за все годы твоего молчаливого терпения, за твою боль, за твои опущенные перед Уильямом глаза, когда он в своем кабинете шипел о недостойном поведении, за то...
- Эрик, ну встань, я же тебя не подниму!
Он поднял глаза. Алан улыбается, чуть застенчиво, как обычно, и видны ямочки на щеках. Он тянет Эрика за шиворот вверх.
- Ну вставай же! Говорить неудобно.
Эрик поднялся, коснулся кончиками пальцев нежных щек.
- Мы тут насовсем, - напомнил Алан и с любопытством огляделся. - Тут так всегда?
- Не знаю, - с нежностью ответил Эрик. - До конца пока не дошел.
- Рассуждания логически, если мы здесь навсегда, то конца нет... Пойдем проверим?
- И ты... Пойдешь со мной?
Алан фыркнул.
- А для чего же я вернулся? Искал тут тебя, чуть с ума не сошел.
- Прости меня... Ты... - Эрик судорожно сглотнул. - Ты... Тебе не холодно? На, надень!
- Я пока не мерзну. Куда пойдем?
- Вперед, - пожал плечами Эрик, бережно обнимая Алана. Впереди, среди мглистого тумана, вдруг затеплилось слабое свечение. Хамфриз доверчиво прильнул к бывшему шинигами. Эрик улыбнулся, ероша ему волосы.
Вечность - ничто пред именем...