Автор: Aoiksama
Бета: Условно: товарищ "Знания русского за 10 классов", а по существу: Отсутствует
Жанр: Ангст
Персонажи: Алан. Вскользь упоминается Эрик и Уильям.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: ООС. Зверский. Адский. Присутствует личное мнение автора относительно
Дисклеймер: От всего вообще отказываюсь.
Саммари: Заявка с D.D.S. «Алан. Пережить первый приступ. Думать, что будет дальше.»
Статус: Закончен
От автора: Автор советует
читать дальше
«И все привыкли ничего не замечать...
Когда тебя не слышат, для чего кричать?»
(с) Lumen – Гореть
Когда тебя не слышат, для чего кричать?»
(с) Lumen – Гореть
Жители Туманного Альбиона спрятались под черные и унылые зонтики, укрываясь от дождя, который нещадно заливает улицы города вот уже несколько дней. Каждый занят своим делом. Каждый куда-то спешит, о чем-то думает, с кем-то разговаривает. Каждый – живет, как умеет и наслаждается своей жизнью, пока это еще возможно. И никто, совсем никто не заметит юношу, пробегающего по улице. И совсем никто не услышит его крика о помощи. А экипаж, который несколько секунд назад сбил этого самого юношу, просто проедет мимо. Как будто, так и было запланировано.
Один. Второй. Третий. Молодой человек, сидевший на крыше одного из зданий, пристально наблюдал за этим действом, нервно поглядывая на часы. Четвертый. Пятый. Шестой. С силой стиснув зубы, дабы не закричать, сжав кулаки до боли, дабы не разгромить все в пух и прах. Девятый. Зажмурив глаза. Чтобы не было так больно. Где-то там в груди. Где у нормальных людей бьется сердце. Десятый. Задержав дыхание, перестав дышать на несколько секунд.
А тот самый юноша продолжал кричать, срывая голос. Кричать из последних сил. Звать на помощь, просить кого-то о чем-то, не выговаривая слова, закашливаясь, давясь собственной кровью, но продолжая цепляться за жизнь, желая сохранить самое дорогое. Он хотел что-то сказать каждому, кто прошел мимо него. Что-то очень важное. Но никто не хотел его слушать. Он еще слишком молод. Он не хотел умирать. Он еще так мало успел сделать. Столько желаний не воплотил в жизнь. Не добился своей цели. Не спас одну невинную жизнь. Печальное зрелище, пронизывающее душу до самой ее глубины. Он молил судьбу пощадить его. Но Судьба становится жестокой, когда идет на поводу у Смерти. Юноша до последней секунды, до последнего вздоха, усиленно цеплялся за жизнь. За тонкую паутинку, которая должна была вытянуть его из тьмы. Должна. Но не вытянула.
Десять. Мимо умирающего юноши прошло ровно десять человек. И каждый посчитал своим долгом просто спокойно пройти мимо. Будто и нет тут никого. И все эти крики – лишь звуковые галлюцинации от того, что кто-то слишком много работал в последние несколько дней. Некоторые морщились, проходя мимо. Закрывали глаза и просто пробегали мимо, не оглядываясь назад, не интересуясь его судьбой. Никто его не слушал. Никому не интересны его мысли. Его последние слова. Его жизнь, которая ускользала от него как тоненькая шелковая нить. Сквозь пальцы. Наблюдающий за всем этим жнец, сжал в руках свою косу смерти. Сильнее. Еще сильнее. Выместив на ней всю свою злость. Как будто хотел оставить от этого предмета одни только щепки. От равнодушия людей просто тошнит. И он должен быть таким же. Так же цинично наблюдать за смертью человека, думая лишь о том, как поскорее забрать его душу и уйти отсюда. Биг-Бен устало напомнил местным жителям о времени. Ровно шесть часов вечера. Его время пришло.
Спустя мгновение жнец оказался рядом с телом погибшего. Секунда на раздумья, секунда замешательства, секунда на выполнение своих прямых обязанностей собирателя душ. Зажмурившись, он замахивается, и лезвие косы смерти вонзается в тело юноши. Быстро, резко, решительно, как нож в подтаявший кусочек масла. Сразу же наружу вырывается пленка воспоминаний. И она просто до неприличия коротка.
- Прости… - не открывая глаз, наклонившись к уху юноши, тихо прошептать извинения. За себя. За всех, кто прошел мимо. За всех тех, кто извиниться не в состоянии. За всех жнецов, которые сейчас собирают души, отказываясь давать молодым людям шанс. У них есть такая возможность, но им просто лень. Никто не хочет продлевать жизнь людям. Только гениям, которые могут изменить мир. А в итоге эти гении умирают непризнанными, в нищете, в гордом одиночестве. Вздохнув, жнец забирает пленку воспоминаний с собой, в мгновение ока, оказываясь снова на крыше одного из домов. Сожалеть о смертях нельзя. Жнецы не должны проявлять эмоций. А тем более, не должны проявлять жалости к умершим. Каждый бог смерти это знает. Но он не в силах следовать этому правилу.
Перед глазами мелькают красочные картинки воспоминаний. Ранее детство. Маленький ребенок играет со своим братом, бегает по комнате и весело смеется. Падает, но не отчаивается и продолжает бежать вперед. Бежит к своей маме, стараясь найти у нее понимание, защиту, сочувствие. У жнеца на лице играет улыбка, напрочь лишенная привычных эмоций по типу радости. Нет, это скорее похоже на ужасную гримасу. Улыбаться чрезвычайно больно. По щекам стекают капли дождя. И смотреть на все это ужасно больно. Где-то там. В груди. Что-то неприятно колется. Внезапно воспоминания прерываются, чем вызывают полное замешательство со стороны бога смерти. Пленка, будто живая, опутывает его тело, лишая возможности двигаться. Из рук выпадает коса смерти, с носа слетают очки. Она живая. Она все еще старается зацепиться за жизнь. За ту самую паутинку, которая все еще виднелась ей где-то там вдали. Она все еще пыталась защитить то что ей дорого. Того самого юношу, который погиб несколько минут назад. Воспоминания умершего проникают в сознание жнеца, смешиваясь с его собственными. Все это причиняет ужасную боль. По щекам текут слезы, а из горла вырывает крик боли. Крик отчаянья. Умоляющий крик. А пленка, совершенно не слушая мольбы жнеца, проникает все дальше и глубже. Безжалостно, решительно, хладнокровно. Усиленно стараясь найти то самое место, в котором ему больнее всего. В котором теплится жизнь жнеца. В котором кроются его чувства. В котором можно найти сострадание и защиту. Сердце. У жнецов оно тоже есть. Оно тоже бьется. Но не как у людей. Снова вскрик. Слова застревают в горле, остается только кричать от боли. Никого рядом с ним нет. Он один. И никто не сможет ему помочь. Он сам за себя. И как бы сильно он не кричал, к нему никто не придет. Пленка подбирается все ближе к тому самому заветному месту. Где-то там. В груди. Жнец пытается вырваться, разорвать пленку на части, пока она не достигла…
Тик. Так. Тик. Так. Биение сердца шинигами похоже на тиканье часов. И эти «часы» не замирают ни на секунду. Они работают веками, на протяжении всей жизни жнеца. Без остановок. Остановка часов означает только одно. Смерть. Алан раньше никогда не прислушивался к ритму своего сердца. Но сейчас он почувствовал, что что-то поменялось в нем самом. Дыхание на секунду остановилось. Сердце перестало биться. Но тело пронзала все та же адская и нестерпимая боль. Пленка не достигла сердца, остановившись лишь рядом с ним. Жнец упал на колени, жадно хватая ртом воздух. Ему казалось, что он вот-вот задохнется. А сердце его разорвется на части. Но боль отступила так же резко, как и началась. Пленка с воспоминаниями того юноши нашла сокровенное место, в котором больнее всего. Воспоминания этого мальчика продолжат жить, за счет жизни Алана. Медленно и мучительно убивая его. Пробираясь к сердцу, и снова отходя от него. Словно издеваясь. Свое первое одиночное задание он провалил. И он его никогда не забудет, как бы он ни старался. Хамфриз приложил руку к груди, будто желая удостоверится, что сердце на месте и оно все еще бьется. Тик. Так. Тик. Так. Вроде ничего и не изменилось. А может это просто плохой сон?
- Алан! Алан! Ты меня слушаешь вообще?
- А? Что? Конечно, слушаю. Ты вроде что-то говорил про отчеты, которые заставлял тебя переписывать Уильям.
- Вообще-то об этом я говорил полчаса назад. И вообще, ты как-то странно выглядишь. На задании с тобой точно ничего не произошло?
- Точно! – Алан резко поднялся со стула, звучно опустив руки на стол. – Сказал же уже один раз.
- Не надо так нервничать. Я за тебя беспокоюсь все-таки.
- Не надо обо мне так беспокоиться, Эрик. – Хамфриз, взяв с собой несколько отчетов, направился к выходу из кабинета. – Правда, не надо. – Жнец поспешно покинул пределы кабинета, аккуратно закрывая за собой дверь, оставляя в полном одиночестве и замешательстве, своего лучшего друга. У него так и не хватило смелости признаться во всем Эрику. Как бы ему хотелось рассказать про его первое задание. Про того юношу. Про ту пленку, которая пыталась сохранить жизнь воспоминаниям своего хозяина. Про все чувства, которые просто переполняли его. Но он не хотел, чтобы кто-то об этом знал, кроме Уильяма, с которым он успел побеседовать сегодня утром. Проблеск беспокойства в глазах начальника – самое худшее, что только можно было увидеть. Было такое чувство, будто Ти Спирс с размаху дал Хамфризу звонкую пощечину. Нет, больше никто не узнает. Алан шагал по коридору, опустив голову вниз, с интересом изучая чудесатые узоры на полу. Он не хотел, чтобы о нем думали как о каком-то особенном существе. Нет, он такой же, как и прежде. Сильный. Стойкий. Он все сможет выдержать. Самостоятельно. Так он решил для себя. И попросил Уильяма молчать. Не говорить никому. Даже Эрику. Точнее, именно Эрику и нельзя было ничего говорить.
За спиной юноши захлопнулась дверь. Наконец-то он дома. Бумаги полетели на стол, пиджак и рубашка устроились на кресле, а сам Алан без сил упал на кровать. Зарылся носом в подушку, усиленно пытаясь отогнать печальные мысли. Тик. Так. Тик. Так. Сердце билось все в том же темпе. С такой же громкостью и периодичностью. Ничего не изменилось. А Шипы Смерти – всего лишь миф, не имеющий права на жизнь. Да, именно так. Алан повернулся, ложась на спину и устремляя свой взгляд в потолок. Раздражающий белый цвет. Как яркая вспышка фотокамеры. Юноша зажмурился. В самом деле, пора забыть об этом происшествии как о страшном сне. И больше не вспоминать. Но вдруг…
Тело пронзила острая и кратковременная боль. Как будто кто-то проткнул его насквозь. Огромным шипом. Нет-нет, это не может быть правдой. Боль приходила снова и снова, все ближе и ближе подбираясь к сердцу. Удар, еще удар, снова, до тех пор, пока не достигнет сердца. Дыхание сбилось, кричать не было сил. Стиснув зубы. Сильнее. Еще сильнее. Нельзя кричать, нельзя показывать свою слабость. Это скоро пройдет. Просто не может не пройти. Удары шипов приблизились к сердцу, лишь легонько царапнув его, причинив этим странным жестом, адскую боль Хамфризу. Шипы продолжали подбираться к сердцу, дразня, издеваясь над жнецом, свернувшимся калачиком на кровати. Смятая простыня, разбросанные подушки, свежие следы крови на постели. Во рту неприятный металлический привкус. Он словно захлебывался собственной кровью. Точно так же как он. Как тот самый юноша, душу которого ему так и не удалось заполучить. Боль на секунду утихает. Теперь он может вздохнуть. Попытаться встать с кровати, добраться до ванной. Но приступ просто так отступать не собирался. Снова новый прилив боли. Теперь уже другой. Не острой. В груди как будто бушевал огонь, обжигая внутренности. Заставляя кричать. С каждой минутой все громче. Срывая голос до хрипоты. С губ невольно срываются мольбы о помощи. Он не в силах терпеть эту боль. Ни с чем подобным он никогда раньше не сталкивался. Он не был к этому готов. Он не справится с этим самостоятельно. Спустя несколько минут боль проходит. Жнец открывает глаза и видит все тот же белый потолок. Это были самые трудные минуты его жизни. И они повторятся еще не раз. Завтра он пойдет в библиотеку и будет пытаться найти информацию о Шипах Смерти. А сегодня он ни на что больше не способен. Тяжелое дыхание, тонкая струйка крови в уголке рта, судорожная дрожь, овладевшая всем телом. Алан подносит руку к груди. Тик. Так. Тик. Так. Вроде бы ничего не изменилось. Лишь тиканье «часов» стало немного тише.