[Maetel]

И два моих рисунка с фб ^^

Shi no toge

+ продолжение летней тематики :3

Koi

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

[Maetel]

Еще много милоты от японской художницы 月弧 к сожалению не знаю как читается ее ник -__-' новые актеры, но все равно здорово

там очень много, поэтому кликаем на картинку и смотрим продолжение)




танцы! :3



и еще Эрик с Аланом

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

Мюзикл 2013

[Baby Cthulhu]

Ссылка на Kuroshitsuji The Most Beautiful Death in the World 2013 года без субтитров. Смотреть на свой страх и риск.

Отдельно (есть английские субтитры):
"Hanakotoba wa kodoku"

"Sei to Shi no Sukima"

"Unmei"

@темы: other, video, Alan Humphries, Eric Slingby, actors

---

Кукла с человеческим лицом.

[elvishwolf]

Название: "Кукла с человеческим лицом".
Авторы: elvishwolf.
Бета: -Shiniko-.
Жанр: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Флафф, Фэнтези, Hurt/comfort, AU .
Рейтинг: PG-15
Саммари: японская легенда гласит, что кукла может ожить, если выдохнуть воздух к её рту. Тогда она обменивается душами с человеком. Но что, если душу кукла получила при своём рождении?
Предупреждение: возможный ОСС
Дисклаймер: не моё.
Размещение: с шапкой и ссылкой.

Часть третья.

- Мама говорит, что мы с тобой худые до прозрачности, и что если так будет продолжаться дальше, мы вообще растаем, как снеговики на припёке. Поэтому нам нужно хорошо кушать, - безапелляционно заявила Люси, поставив перед Аланом тарелку с блинчиками и чашку горячего шоколада. - Родители пригрозили, что если я не доем всё к вечеру, они отправят меня спать в восемь часов, и мы не успеем дочитать «Щелкунчика», а мне уж очень хочется узнать, чем всё закончилось. Но я уже объелась и не смогу съесть ни кусочка. Да и после лекарств уже ничего не хочется.
Хамфриз задумчиво воззрился на несколько блинчиков, лежащих на тарелке. На большую чашку горячего шоколада. Посмотрел на себя. И понял, что эту задачу он просто не осилит:
- В меня столько не влезет. Я же лопну… - грустно вздохнул он, теребя краешек светло-серой просторной футболки. Люси убрала костюм подальше в коробку к величайшему облегчению Алана, объяснив удивлённым родителям, что шутовской наряд здесь просто некому носить.
- Я тебя соберу, - пообещала девочка, подвинув тарелку к Хамфризу, - Хотя бы попробуй, мама вкусно готовит. А потом втянешься и съешь больше, чем ожидал.
Алан вздохнул и уселся поближе, по-турецки скрестив ноги. Спорить с Люси зачастую было так же бесполезно, как пытаться вырваться из цепких коготков Леди.
Блинчики и вправду оказались очень вкусными, правда, Алан успел умаяться, пока их разрезал – кухонный нож оказался слишком тяжёлым для него, а просить Люси о помощи было неловко.
- Давай лучше я, а то тебе не слишком удобно с ним управляться, - девочка отложила вязание и протянула руку, чтобы забрать нож из тонких фарфоровых рук. Внезапно у кухонной двери послышался глухой стук, заставивший Алана и Люси синхронно обернуться.
На пороге, во все глаза глядя на Хамфриза, стоял мистер Рейли, ошарашенный и белый, как полотно. Кейс с рабочими документами валялся у его ног.
На кухне воцарилось гробовое молчание.
Алану, шокированному не меньше, чем отец Люси, потребовалось не меньше минуты для того, чтобы унять дрожь и замереть, как и полагается кукле. Младшая Рейли сориентировалась быстрее всех, спрыгнув со стула и подбежав к отцу:
- Привет, папа! Ты сегодня рано. Я подумала, что могу устроить чаепитие, пока жду вас с мамой. И мы почти всё доели. Папа, что с тобой? – немного обеспокоенно спросила Люси, заглядывая в мелово-бледное лицо.
- Н-ничего… Просто показалось, - мужчина провёл по лицу рукой и наклонился за кейсом, после чего потрепал Люси по голове, - Как прошёл день?
Алан старался лежать неподвижно, хотя шестерёнка в груди стучала так, будто готова была окончательно развалиться на куски. Мистер Грегори был человеком крайне нервным и вдобавок отличался чрезмерной скептичностью по отношению к чудесам. А это ни к чему хорошему не приведёт.
После ужина Люси снова взялась за вязание. После того, как ненавистный костюм с бубенцами отправился в коробку, девочка вручила Алану просторную футболку и удобные домашние брюки. Вещи были сшиты немного кривенько, но Хамфриз и за это был бесконечно благодарен.
Теперь девочка старательно вязала тапочки, подключив к делу и того, кому они предназначались. Тёмно-серые, без помпончиков. Тёплые – на дворе стояла поздняя осень, а Хамфриз мёрз даже в июле. Люси с видом профессионала вывязывала правый, Алан, путаясь в петлях, нитках и негромко чертыхаясь – левый.
- Знаешь, мне кажется, что вязание – не совсем подходящее для тебя занятие, - вздохнула девочка, глядя, как Хамфриз в шестой раз распускает неправильно связанный ряд, - Давай лучше я сама закончу этот злосчастный тапочек, а ты расскажешь мне, что случилось с Мари и Щелкунчиком. Я ведь знаю, что ты дочитал.
Люси была на редкость внимательным слушателем, да и Энни не отставала от неё в этом умении, а вот Алан едва ли мог назвать себя хорошим рассказчиком. Публику он не то, чтобы боялся, просто чувствовал себя неловко.
Пришлось вслух перечитывать окончание сказки. Люси отнеслась к счастливому концу совершенно равнодушно: слишком уж ожидаемо. Да и приелось. А вот сам Алан задумался.
Одержать победу над Мышиным Королём Щелкунчику было непросто. Но всё-таки Мышиный Король – вполне материальное создание из плоти и крови, которое было вполне успешно лишено жизни при помощи сабли. А вот теням, которые приходят, когда гаснет ночник, сабля не страшна.
Он не знал, как с ними бороться. Просто мгновенно просыпался, как только чувствовал пробежавший по комнате холодок, и закрывал Люси собой, сжав кулаки так, что пальцы готовы были треснуть, и угрюмо наблюдая за тенями, скользившими по стенам огромными уродливыми скатами. Только и мог, что смотреть на них в бессильной ярости. Пусть только попробуют приблизиться, пусть только попробуют нарушить её сон – и он был готов сделать всё, что угодно для того, чтобы отогнать их.
Наверное, этого было достаточно. Тени отступали.
Кроме них приходили ещё и «огоньки», как окрестил их Алан. Они появлялись не всегда, лишь когда Люси сильно болела. Стайка тёмных мерцающих капелек сновала над кроватью, переливаясь жутким потусторонним светом, и девочка начинала бредить и метаться. Огоньки же от этого вспыхивали ещё ярче.
Когда они появлялись, Хамфриз садился у изголовья кровати и начинал говорить. Не важно, о чём: об удивительных сказочных мирах, о легендах, когда-то услышанных от Мастера, о чудесах, или просто о том, что рядом её родители, которые делают всё, чтобы Люси скорее поправилась…
И он тоже старался всегда быть рядом.
В последний раз огоньки уходили крайне неохотно, и девочка выздоравливала очень медленно. Когда Люси стало лучше, и она впервые поднялась с постели, Алан радовался искренне, как ребёнок, начисто забыв о том, что края трещины на груди опалены и крошатся, постоянно напоминая о себе тупой болью. Девочка заметила, как ни старался Хамфриз скрыть своё увечье. Сперва долго ворчала, что не сказал раньше, а потом стащила для него бинты из аптечки, отвергнув предложение матери взять скотч. Толку от них было мало: трещины на фарфоровом теле не способны заживать и срастаться. Но Алан был рад и тому, что боль утихла.
Что и говорить, огонькам не слишком-то нравилась настырная отчаянная кукла, которая с удивительным упорством превращала миры кошмаров в руины.
Хамфриз боялся только одного. Что однажды может появиться тот, с кем он просто не сможет справиться.
Алан проснулся к полуночи, растерянно озираясь по сторонам. И как он только умудрился задремать во время чтения? Причём прямо на странице с изображением того самого Мышиного короля, с головой закутавшись в пушистое полотенце, которым Люси укрыла его – Хамфриз чувствовал сквозь сон, как она заботливо подтыкает импровизированное одеяло. Опять утром будет умиленно хихикать….
Что заставило его проснуться? Теней на стенах не видно. Кажется, что-то стучало. Ни на птицу, ни на ветку за окном не похоже. Так стучат вязальные спицы. Но кому вязать, если Люси десятый сон видит?
Сна не осталось ни в одном глазу. Алан мгновенно поднялся на ноги и огляделся.
И правда, спицы. Только почему-то парящие в воздухе над креслом в углу комнаты. И нитки странные, жемчужно-белые, тонкие-тонкие, почти незаметные. Как паутина.
Хамфриз спустился с подоконника и осторожно подошёл поближе к креслу. Невидимый рукодельник вниманием его не удостоил, продолжая вязать украшенное причудливыми узорами полотно, и Алан решил забраться на подлокотник, чтобы получше рассмотреть странную пряжу. Нитки на вид были удивительно лёгкие, воздушные. Интересно, а каковы они на ощупь?
Хамфриз едва коснулся полотна и тут же попытался отдёрнуть руку, едва не своротив локтевой шарнир, однако, попытка оказалась тщетной. Нитки врезались в фарфор и будто прилипли к ладони, не позволяя Алану вырваться.
- Что за… - Хамфриз упорно пытался освободиться, морщась от боли, но чем больше дёргался, тем крепче его держала эта дьявольская пряжа. Как паутина бабочку. Хотя, почему «как»? Это и есть паутина. А если есть паутина, то должен быть и тот, кто её сплёл.
Паук не заставил себя ждать.
- Шёлк - в сталь, - тонкая нить обвилась вокруг второго запястья, окончательно лишая Алана возможности вырываться, - день в ночь, грёзы – в кошмары. Уж не обессудьте, такова моя природа, - шепнул чей-то вкрадчивый голос. Спицы замерли, и Хамфриз получил возможность обернуться.
Из темноты на него заинтересованно смотрела пара острых янтарно жёлтых глаз, скрытых за поблёскивающими стёклами очков.
- Что вам нужно? - Алан несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Не хватало только выдать своё волнение. Кем бы не являлся непрошенный гость, Хамфриз должен дать понять ему, что Люси он защитит любой ценой.
- Видите ли, мистер Хамфриз, я, как и всё живое на этой планете, нуждаюсь в пище. А для меня нет пищи более притягательной и вкусной, чем эта чистая, ничем не запятнанная душа, - существо бросило голодный взгляд в сторону кровати Люси, - Проблема лишь в том, что вы путаетесь у меня под ногами, как назойливая кошка, и мешаете её заполучить. Я хочу предложить вам сделку.
Хамфриза передёрнуло от гнева и отвращения:
- Я отказываюсь. Отпусти меня и убирайся отсюда.
- Прежде, чем вы откажетесь, мне хотелось бы озвучить условия. Я заберу душу этой очаровательной леди, а вы обретёте настоящее человеческое тело взамен вашей искалеченной фарфоровой клетки. Как вам такой исход?
Алан яростно рванулся из паутины, игнорируя боль, причиняемую нитями:
- Да иди ты к чёрту! – прошипел Хамфриз, - Я не позволю тебе её тронуть! Никому из них не позволял, и тебе не позволю! Кто ты вообще такой?! – шестерёнка в груди бешено стучала. Это дьявольское отродье ещё и торговаться смеет! Да он скорее в лепёшку расшибётся, чем позволит этой твари причинить вред Люси!
- Моё имя – Клод Фаустус, - существо вышло, точнее, выползло из тени на тонких цепких лапках, показав Алану паучье тельце с бледным безэмоциональным человеческим лицом, обрамлённым тёмными растрёпанными волосами, - И моё терпение далеко не безгранично. Точно так же, как и твои возможности. Я предложил тебе выгодный обмен, хотя для того, чтобы избавиться от назойливой мухи, вроде тебя, мне не нужно прилагать много усилий. Я всё равно заберу то, что мне нужно, - холодно отчеканил «паук».
Нити чуть провисли, стали менее клейкими, и Хамфриз отчаянно рванулся вперёд, искренне желая любыми способами и средствами заставить Фаустуса замолчать навечно. Но паутина исчезла так же неожиданно, как и появилась, а равновесие Алан удержать не сумел.
- Грёзы – в кошмары, здравие – в болезнь, жизнь – в смерть. Спокойной ночи, мистер Хамфриз, - различил он на грани гаснущего сознания.
Утром всё тело у Алана жестоко болело. Даже подняться с пола удалось не сразу – искалеченные руки подламывались, отказываясь держать невеликий вес, ноги не слушались. Шестерёнка едва-едва двигалась. Отлёживаться времени не было – он должен был проверить Люси.
К кровати девочки Хамфриз подойти так и не успел. Дверь тихонько открылась, и в комнату вошли родители Люси и… доктор?
Из угла, где Алану пришлось спрятаться, было не слишком хорошо видно, что происходит у постели. Но слышно было отлично.
Из разговора врача с мистером и миссис Рейли следовало, что простуда, которую девочка подхватила на прошлой неделе, неожиданно дала серьёзные осложнения, превратившись в тяжелейшую пневмонию. Люси требовалась срочная госпитализация.
Теперь ненадёжное фарфоровое тело и собственное бессилие впору было клясть, на чём свет стоит. Забраться в сумку с вещами, как оказалось, не слишком хорошая идея. Мистер Рейли просто вышвырнул его оттуда, наградив злобным взглядом, и надежда остаться с Люси рухнула, как карточный домик. На потолке над опустевшей кроватью разрасталась паутина, серебристые тонкие нити тянулись к углам, опутывали кукол на верхних полках, снова и снова появляясь, как ни старался Алан их обрезать. Он научился не спать: каждую ночь приходили уродливые тени и тёмные огоньки. Они кружили по комнате до самого восхода тусклого осеннего солнце, а Хамфризу хотелось выть от бессилия, до рассвета рассказывая пустоте волшебные сказки и надеясь, что это хоть как-то сможет помочь.
Не помогало. Люси становилось всё хуже и хуже. Миссис Рейли без конца плакала, а мистер Рейли за два дня постарел лет на десять. Алан попытался обратить их внимание на паутину: он точно знал, что всё из-за той проклятой твари, точно знал, кто, словно пиявка, высасывает из одиннадцатилетней девочки жизнь, но кто же прислушается к игрушке?
На исходе третьего дня паук вернулся к своему гнезду.
- Я же говорил вам, мистер Хамфриз. Вы – просто фарфоровая кукла, и ничто более, - в этот раз паутина намертво сковала его лодыжки и запястья, да так, что и шевельнуться было нельзя, - Кстати, вы давно смотрелись в зеркало? Вы уже далеко не так совершенны. Всего лишь сломанная вещь. Не стоит на меня так смотреть, хотя, безусловно, если бы вы могли убивать взглядом… Но вы способны лишь на глупые сказки. Зачем вы вырываетесь? Не стоит так волноваться, ваша принцесса уже час, как мертва.
Алан уставился на него невидящими широко распахнутыми глазами. Люси умерла? Быть такого не может…
- Поверьте мне, такая чистая, невинная душа – редкостный деликатес. Попробовать её удаётся лишь единицам, - в плотном коконе, зажатом в паучьих лапах, испуганной пташкой колотилась ослепительно яркая искорка, - Лучшего нельзя и представить…
Алан даже не вспомнил, как разорвалась паутина, равно как и не обратил внимание на то, что голеностопный шарнир держится на честном слове. Кинулся к кокону, что было силы, запустил изрезанные пальцы в сплетения серебристой пряжи и рванул в стороны. Последнее, что он запомнил – Люси улыбалась и махала ему рукой с невесть откуда взявшейся киноплёнки, атаковавшей Фаустуса. А дальше – сдавленный плач за дверью комнаты, собственное рваное дыхание, жгучая влага на щеках и чернота.
Утром мистер Рейли, посеревший от горя, ни слова не сказав, вынес его на улицу и со злостью швырнул к мусорному баку. Хамфриз понимал мужчину: лишнее напоминание, странная кукла, изувеченная вещь. Только он тоже ведь всей душой хотел её защитить, спасти, уберечь. Да что от куклы толку…
«Мастер, я старался, честно… Я виноват, Люси…»

@темы: other, Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

Кукла с человеческим лицом.

[elvishwolf]

Название: "Кукла с человеческим лицом".
Авторы: elvishwolf.
Бета: -Shiniko-.
Жанр: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Флафф, Фэнтези, Hurt/comfort, AU .
Рейтинг: PG-15
Саммари: японская легенда гласит, что кукла может ожить, если выдохнуть воздух к её рту. Тогда она обменивается душами с человеком. Но что, если душу кукла получила при своём рождении?
Предупреждение: возможный ОСС
Дисклаймер: не моё.
Размещение: с шапкой и ссылкой.

Часть вторая.

Тонкие пальчики в чернильных пятнах торопливо распутывали узелки на ленточках и аккуратно снимали и складывали в сторонку пёструю обёрточную бумагу. Люси была несказанно рада тому, что свой одиннадцатый День Рождения она встретила не в больнице под опекой строгих медсестёр, не в постели с высокой температурой, а за праздничным столом с родителями и бабушкой. Друзей у девочки никогда особенно не было: из-за слабого здоровья она училась на дому и крайне редко выходила на улицу. Но унывать по этому поводу Люси и не думала, ведь книги могли рассказать ей куда больше, чем кто-либо из её ровесников, а старенькая Энни была отличной подругой, которая никогда никому не выдавала её секретов и не ябедничала по поводу и без. Не то, что воображала Саманта, живущая по соседству.
Наконец подарок был распакован, и Люси удивлённо замерла, во все глаза глядя на куклу в наряде шута, совершенно по-человечески свернувшуюся калачиком.
- А как мне его называть? – едва слышным шёпотом, чтобы не разбудить, спросила она у матери.
- Его зовут мистер Хамфриз. Он очень весёлый, любит смеяться и танцевать и умеет показывать много разных интересных трюков. Думаю, вы с ним обязательно подружитесь. И познакомь его с Энни, хорошо? А сейчас иди умываться и ложись спать, время уже позднее.
И Люси волей-неволей пришлось отправиться в ванную, чтобы как следует почистить зубы и приготовиться ко сну. Только спать ей совсем не хотелось.
« Шут – это почти то же самое, что клоун, - думала Люси, причёсывая волосы, - А у клоунов всегда глупо раскрашенные лица, улыбка до ушей, дурацкий парик с плешью, красный нос и костюмы термоядерных цветов с огромными ботинками. А ещё они беспрестанно глупо шутят, прыгают и скачут, как соседская чихуахуа. И игрушечные, и всамделишные. Из-за этого они кажутся ненастоящими и подозрительными. Как будто сказочные чудовища попытались замаскироваться под людей, но забыли, как они на самом деле выглядят, вот и размалевались всеми цветами радуги. Наверное, про человека они знали только то, что он должен улыбаться. Неважно, хочет он этого или нет. Должен, и всё тут. Нужно улыбаться просто потому, что это вежливо. Даже этой старой карге миссис Джейми и задаваке Саманте. Но чудовища не умеют так улыбаться, вот поэтому и рисуют себе эти широченные улыбки. И, должно быть ни на минуту не засыпают»…
Люси посмотрела в зеркало и крепко задумалась, забыв закрепить косичку резинкой для волос. Ведь мистер Хамфриз до сих пор спал в её комнате: девочка отнесла коробку к себе, попросив Энни проследить, чтобы его никто не тревожил. Люси отчего-то точно знала, что он взволнован и очень неуютно чувствует себя на новом месте, а это значит, что она должна как можно скорее познакомиться с ним и уверить, что здесь его никто не будет обижать.
Девочка наспех умылась и, напрочь забыв о расплетённой косичке, побежала в комнату, шлёпая по полу ногами в пушистых тапочках.
Хамфриз давно уже не спал, хоть и чувствовал себя смертельно уставшим и выжатым, как лимон. Просто лежал, прикрыв глаза и стараясь не шевелиться: при малейшей попытке сменить положение тела бубенцы на костюме начинали душераздирающе трезвонить. Выбираться из коробки тоже не хотелось – не всем по душе ожившие куклы.
Вдох-выдох. Неровный стук расколотой шестерёнки в груди. Вдох-выдох. Глубоко вздыхать было больно из-за трещины, но тихое размеренное дыхание Хамфризу нравилось – успокаивало.
Когда Люси не вбежала – влетела в комнату, ей показалась, что кукла, до сих пор лежащая в коробке, слегка вздрогнула и повернула голову на стук захлопнувшейся двери, а это значит…
Девочка осторожно стянула с Хамфриза нелепый бряцающий колпак, отложила его в сторону и искренне удивилась. Короткие медово-каштановые волосы, правда, мягкие и чуть распушившиеся. И фарфор под пальцами…тёплый.
Шут слегка напрягся, хватаясь пальцами за её руки, и Люси поспешила его успокоить:
- Не бойся, я тебя не уроню. Ни в коем случае! Только посмотрю и сразу же верну на место! – получив в ответ робкий медленный кивок, Люси сняла с Хамфриза богато украшенную узорами венецианскую маску и изумлённо плюхнулась на кровать, когда тот прикрыл глаза рукой, щурясь на свет.
У шута было лицо обычного юноши, которому едва ли можно было дать больше семнадцати лет. Немного бледное и сонное, с полными губами и отточенной линией скул. Чуть впалые щёки («Если он улыбнётся, непременно появятся ямочки!»- подумалось Люси), тонкий породистый нос, удивительно длинные, угольно-чёрные густые ресницы и огромные жёлто-зелёные глаза, совсем кошачьи, живые, блестящие, с расширенным от любопытства зрачком. И взгляд у него не пустой, не стеклянный и бессмысленный, как у леди в пышных платьях, наблюдающих за ними с верхних полок. Странно серьёзный, любопытный и немного грустный. Человеческий.
И имя у него должно быть обычное, человеческое.
- Как тебя зовут? – спросила девочка, опустив куклу (а куклу ли?) на кровать. Хамфриз украдкой зевнул, прикрыв рот ладонью, по-детски протёр глаза и с интересом посмотрел на Люси:
- Моё имя Хамфриз, мисс…
- Меня зовут Люси, хорошо? «Мисс» меня обычно называет старая ворчливая медсестра миссис Хейт, а про больницу вспоминать не очень хочется… - девочка уселась напротив, по-турецки скрестив ноги, - И всё-таки… Хамфриз – это фамилия, а имя?
- Я никогда не слышал своего имени, - невозможно живые глаза растерянно смотрели на неё, - У меня его нет. Просто Хамфриз.
- Так не бывает. Нужно придумать тебе имя. Выберешь что-нибудь сам? – заметив, что глаза Хамфриза увеличились примерно втрое, Люси быстро добавила, - Если хочешь, я могу помочь тебе. Людям ну никак нельзя без имени.
Хамфриз скромно молчал, пока младшая Рейли перебирала варианты. Сам он знал только имя мастера, но твёрдо знал, что ему не хватит духу его носить.
- Люси, милая, ложись спать, уже за полночь! – послышался за дверью строгий голос миссис Рейли, когда девочка уже успела перечислить с полсотни имён, - Новая игрушка – это, конечно, интересно, но тебе нужно отдохнуть!
- Он не игрушка! – сердито заявила Люси, до боли напоминая Мастера, и тут же тяжело вздохнула, - Ничего не поделаешь, придётся укладываться. И знаешь, мне кажется, я думаю, что тебе очень подойдёт имя Алан. Так звали одного мальчика в больнице, где я была весной. Скучно было жутко, и медсестра постоянно ворчала на нас, но Ал постоянно придумывал что-нибудь интересное. Он сочинял сказки, рисовал зачарованные леса, в общем, был классным парнем. Мы с ним подружились, и он дал мне номер телефона, чтобы мы могли продолжать общаться. Но недавно он перестал отвечать на звонки, а его мама сказала мне, что он стал ангелом. Я, конечно, знаю, что она имела в виду, но всё-таки… Ты на него очень похож, мне кажется. И никакой ты не клоун, не шут даже, кто вообще додумался тебя в это вырядить…. Людям неприятно, когда их выставляют клоунами просто потому, что кому-то так захотелось. Тебе переодеться надо, хотя бы на ночь, а завтра мы что-нибудь придумаем….
Сказать, что Алан был счастлив – ничего не сказать. Люси во всём напоминала ему мастера, и он искренне надеялся, что они поладят. Он готов был сделать всё возможное и невозможное для этого.
Люси сняла с плюшевого медведя рубашку и вернулась к Хамфризу:
- Вот, что я нашла. Не Бог весть что, конечно, но, думаю, как ночная сорочка сгодиться. Я отвернусь, - поспешно сообщила она, закрывая глаза ладонями и отворачиваясь к стене.
Алан поспешно содрал с себя ненавистный костюм и, спрятавшись за складкой одеяла, начал переодеваться. Сорочка была ему безнадёжно велика и висела на нём, как на вешалке, но доходила всего лишь до середины бедра. Гневные взгляды, жалобные глаза, румянец от шеи до корней волос и попытка вытянуть подол не помогали – рубашка не удлинялась. Хорошо, что трещину за распахнутым воротом видно не было.
Люси осталась довольна результатом, хоть и ни разу не видела, чтобы фарфоровые щёки ТАК краснели.
«Мастер, если честно, я не знаю, как это – быть рыцарем, - думал Алан, укутавшись в пушистое мягкое полотенце, которым девочка укрыла его, пожелав спокойной ночи, - Но я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы её сны были светлыми».

@темы: Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

Кукла с человеческим лицом.

[elvishwolf]

Название: "Кукла с человеческим лицом".
Авторы: elvishwolf.
Бета: -Shiniko-.
Жанр: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Флафф, Фэнтези, Hurt/comfort, AU .
Рейтинг: PG-15
Саммари: японская легенда гласит, что кукла может ожить, если выдохнуть воздух к её рту. Тогда она обменивается душами с человеком. Но что, если душу кукла получила при своём рождении?
Предупреждение: возможный ОСС
Дисклаймер: не моё.
Размещение: с шапкой и ссылкой.

Часть первая.

Хамфриз устало сполз по стенке дубового стеллажа и уселся в уголке полки, пропитанной запахом засушенных цветов и приправ, обнимая колени тонкими руками и переводя дыхание. Всё-таки добираться сюда было нелегко: пыльная стеклянная витрина, где он пребывал большую часть времени, находилась аж в дальнем конце магазинчика, а беспрестанно бряцающие бубенчики на дурацком шутовском колпаке грозили перебудить своим звоном всех обитателей игрушечной лавочки, что было чревато неприятными последствиями. Да и длинная трещина на груди сил далеко не прибавляла.
Однако, пройденный путь того стоил. Здесь его не мог потревожить никто: ни разодетые в пух и прах фарфоровые красотки с капризными губами, ни разукрашенные клоуны, надрывающиеся от смеха, ни даже медные колокольчики на собственном нелепом наряде. Кроме Хамфриза здесь нет никого, только паук-крестовик, сплетающий над его головой сложный узор из тонких серебристых нитей паутины.
Он услышал негромкий топоток обманчиво мягких лапок, и в следующий момент на полку прыгнула пушистая дымчатая кошка с белой манишкой на горле - старая Леди, любимица Мастера. Хамфриз было подумал, что она забралась сюда, испугавшись разразившейся за окном грозы, но быстро сообразил, что напуганная кошка вряд ли станет так приветливо и уютно мурлыкать, приглашая погреться у тёплого вибрирующего бока.
Леди умиротворённо щурила жёлто-зелёные глаза, наблюдая за куклой в нелепом шутовском наряде, устраивающейся рядом, недовольно прижимала уши, слыша раздражающий звон бубенчиков, и совершенно не понимала, что же такого Хамфриз находит в этом ужасном грохоте и ослепительно ярких вспышках за окном. Куда приятнее было наслаждаться до боли знакомым запахом лилий, мяты и корицы, всегда сопровождавшим Хозяина. Правда, сейчас в магазинчике стоял удушливый аромат цитрусового парфюма новой владелицы и непонятных благовоний, и только здесь, на маленьком стеллаже напротив окна, по-прежнему пахло привычно.
Гроза разыгралась не на шутку. Причудливые стрелы-молнии, раскаты грома, напоминающие стук сердца, шум листвы, плач ветра – все капризы ненастной ночи складывались в жуткую, яростную и безмерно прекрасную композицию.
Не хватало только негромкого голоса Мастера и беспомощного кошачьего шипения. Тогда получился бы ни с чем не сравнимый реквием.
Впервые Хамфриз услышал бурю почти месяц назад, когда ещё не мог видеть: пустые глазницы были заботливо скрыты тонкой атласной ленточкой, а Мастер только начинал работать над стеклянными шариками, которым предстояло подарить кукле зрение.
Ветки старого раскидистого клёна барабанили по стеклу, градины и крупные капли дождя отплясывали чечётку на черепичной крыше, ветер завывал, будто дикий зверь, но в маленьком магазинчике игрушек мало кто обращал внимание на грозу. Накормленная Леди деловито вылизывала лапки, Дорсель сосредоточенно работал над куклой, изредка отвлекаясь, чтобы почесать кошку за аккуратным ушком. Животное, увы, не всегда было благосклонно к хозяину - Хамфриз часто слышал, как пушистая аристократка недовольно урчит и постукивает хвостом по столешнице, и прекрасно знал, что если Мастер не внимает предупреждению, то на руках у него вспухают длинные царапины. Он точно знал – чувствовал их, когда цеплялся подвижными пальцами за ладони Кейнса.
Однако в тот день Леди позволяла Дорселю делать всё, что заблагорассудится. Только беспокойно мурлыкала и то и дело «бодала» его под руку. Хамфриз отчего-то был уверен, что непогода тут не при чём: его самого гроза немного пугала, но тяжёлое шумное дыхание Мастера пугало его куда больше.
У Дорселя дрожали руки, что в последнее время случалось с ним всё чаще и чаще. Обычно движения его были точными, а пальцы ловкими и гибкими, но теперь узкие лёгкие ладони не давали Хамфризу опоры.
Шестерёнки с левой стороны груди куклы, заменяющие ей сердце, на мгновение остановились, а затем стали вращаться быстрее, когда Хамфриз почувствовал, что летит вниз. Фарфор, конечно, материал красивый, но ненадёжный и хрупкий донельзя. Хотя что говорить о нём, если иной раз подводит и живая плоть.
Ни удара, ни осколков так и не получилось. Падение своим телом смягчила предусмотрительная и очень шустрая, несмотря на почтенный возраст, Леди. Кошка тёрлась аккуратной мордочкой о тело куклы и успокаивающе урчала, мол, ты не бойся, хозяин не нарочно. А потом начала заботливо «причёсывать» шершавым розовым язычком пушистые рыжевато-каштановые волосы Хамфриза, бережно приобняв его мягкими лапками, словно собственного котёнка.
Дорсель негромко рассмеялся, осторожно забирая куклу у кошки и приглаживая распушившиеся волосы :
- А я всё ломал голову, какими же глазами ты будешь смотреть на мир? Видно, у меня солома вместо мозгов, раз даже моя милая Леди – не нужно меня царапать – сразу сообразила, в чём дело, приняв тебя за котёнка. А уж она-то никогда не ошибается, - Кейнс ласково почесал любимицу под подбородком и вернулся к работе.
Густые, будто еловые лапки, ресницы. Радужная оболочка цвета весенней листвы. Янтарные нити-сплетения у зрачка. Глаза блестящие, яркие. Живые, зрячие.
Хамфриз поднялся на ноги, опираясь на подставленные ладони, чтобы наконец увидеть лицо своего создателя…
Лицо у Дорселя было бледное и усталое, с сухими обветренными губами, изогнутыми в приветливой, но какой-то измождённой улыбке. Медно-рыжие волосы резко контрастировали с мраморной кожей, татуировка флёр-де-лис почти сливалась с залёгшими вокруг глаз глубокими тенями. Мастер был молод – едва ли за двадцать. Только светло-сиреневые, чуть раскосые глаза, казалось, больше подошли бы убелённому сединами дряхлому старику.
- Вот теперь вышло то, что надо…. – кукольник помог Хафризу удобнее устроиться на столе и заботливо укутал его куском чёрного бархата, - Завтра я подберу подходящую выкройку для твоего костюма. Тебе определённо не подойдёт слишком вычурный костюм: кошки, а особенно котята ценят уют, а не чрезмерную роскошь. Я сошью что-нибудь простое, домашнее, но клянусь, ты останешься доволен.
Хамфриз кивнул, покрепче кутаясь в бархатный лоскуток, и Дорсель продолжил:
- Как только твоя одежда будет готова, ты поселишься в комнате какой-нибудь прелестной маленькой леди, для которой ты непременно станешь рыцарем. Да-да, не удивляйся – самым настоящим рыцарем. Разумеется, верного оруженосца, белого коня и сверкающих доспехов у тебя не будет, но кто сказал, что они нужны истинному рыцарю? Поверь, мой прекрасный друг, это всего-навсего никому не нужные формальности, но одно могу сказать точно: тебе придётся сразиться не с одним чудовищем.
Мастер неловко пошатнулся и привалился к одному из стеллажей, болезненно морщась и приложив руку к груди. Леди встревожено урчала и тёрлась о его ноги, и Хамфриз обеспокоенно подошёл к краю столешницы, вглядываясь в посеревшее лицо.
- Мне жаль расставаться с тобой, - Дорсель осторожно взял куклу за подбородок, - но так будет лучше для нас обоих. Я смог бы уйти с лёгким сердцем, зная, что ты в хороших руках.
Яростный порыв ветра распахнул окно, заодно сбросив на пол цветочный горшок и до глубины души возмутив примостившуюся на подоконнике кошку. Огонёк свечи на столе только чуть дрогнул и продолжил ровно гореть.
Кейнс подошёл к окну, чтобы закрыть его и задвинуть шторы:
- Знаешь, я давно хотел поведать тебе об одной японской легенде, всё откладывал… Но теперь, думаю, самое подходящее время для этого. - Хамфриз слышал, как Мастер немного взволнованно постукивает пальцами по подоконнику, - В ней говорится, что в куклу можно "вдохнуть" жизнь в прямом смысле. Достаточно лишь выдохнуть воздух ко рту куклы, как она тут же оживет. Но не всё так просто. Это своеобразный обмен душами, и нужно очень сильно этого желать, чтобы всё получилось. Человек с воздухом передает свою душу кукле, а кукла отдает человеку свою. Кукла после подобного обмена становится по-настоящему живой - она получает разум, способность двигаться и чувствовать. Человек же становится подобен марионетке… - Дорсель тяжело вздохнул и вернулся к столу, - Пока ты заперт в собственном теле, но я клянусь тебе – это ненадолго. У тебя уже есть душа. Твёрже любого металла, сильная и упрямая. Моя душа – пустая и уставшая, она тебе не нужна. Всё, что я могу сделать – только помочь твоей душе проснуться, - Кейнс тяжело оперся на столешницу, наклоняясь к Хамфризу, - Жаль, что я не успею послушать те истории, которые известны только тебе. Жаль, что я уже вообще ничего не успею…
- Мастер! – он не удивился ни собственному голосу, ни небывалой подвижности своего тела. Просто знал, что это последний дар Мастера. Когда на груди расползлись лучики-трещинки и надвое раскололась шестерёнка, у него на мгновение перехватило дыхание.
А когда Хамфриз увидел пустые остекленевшие глаза своего создателя, кроме боли ничего не осталось.
… Его разбудили мягкие кошачьи лапки и шершавый язычок-расчёска. Леди уже выспалась и считала, что теперь самое время для утреннего умывания. Хамфризу оставалось лишь смириться, принимая во внимание то, что кошечка была дамой довольно пышных форм. Всех остальных обитателей лавочки, и даже плюшевых котят и мышек, она начисто игнорировала, но ревниво опекала увечную куклу в шутовском наряде, позволяя спать под мягким пушистым боком и благодарно принимая из длинных шарнирных пальцев печенье и стебельки кошачьей мяты.
Над дверью мелодично звякнул колокольчик, и Хамфриз предельно осторожно выглянул с полки, чтобы посмотреть на посетителей: семейную пару, выбирающую игрушку для дочери.
Дейзи никак не могла взять в толк: как же брат в одиночку управлялся с магазинчиком, поддерживая в нём идеальный порядок и ухитряясь не обделить вниманием ни единого покупателя? Теперь, когда Дорселя не стало, дела не клеились, и девушка решила, что продаст лавку, как только пристроит всех её обитателей.
Чета Рейли пришла сюда за подарком на День Рождения своей дочери, десятилетней Люси. Судя по словам миссис Рейли, девочка с прохладцей относилась к плюшевым медвежатам и пышно одетым фарфоровым куклам, целыми днями играя со старенькой тряпичной Энни. Но в подарок девочка просила кого-нибудь такого, чтобы «Энни не скучала с ним». Значит, нужен был кто-то очень необычный.
Дейзи довольно долго бродила между стеллажами, прежде чем к её ногам упал шутовской колпак, а следом, буквально ей в руки, свалилась кукла в нелепом наряде шахматной расцветки.
Хамфриз только и мог, что вздохнуть. На Леди было бесполезно (и невозможно) обижаться, а падать было не впервой. Неприятно, конечно, но на мягкие приземления ему всегда крупно везло.
А вот на покупателей – не очень. Кому нужна сломанная кукла?
Однако Дейзи не спешила класть его обратно на полку. Придирчиво осмотрела, отряхнула, привела в порядок и вынесла к мистеру и миссис Рейли.
Хамфриз был твёрдо уверен, что через десять минут его снова вернут на полку, но в глубине души отчаянно надеялся, что в этот раз он покинет пыльный стеллаж и всё-таки расскажет Мастеру о том, что действительно оказался кому-то нужен.
И какого же было его счастье, когда женщина, улыбнувшись, произнесла:
- Ты тот, кого мы искали.

@темы: Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

[Maetel]

еще много милоты от этого автора ^^

pixiv

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

[Maetel]

Не могла пройти мимо такого Эрика **



pixiv

@темы: art, pictures, Eric Slingby

---

Благодарю за дар

[Anorenien]

Автор: Anorenien, она же Rin San
Жанр: Слэш (яой), Ангст, Драма, POV, Hurt/comfort, AU, Songfic
Пейринг: Эрик/Алан
Рейтинг: PG
Размер: мини
Дисклеймер: я тут вообще мимо прошла, ничо и знать не знаю
Предупреждение: ООС (я его всегда ставлю), смерть персонажа
Саммари: Тысяча невинных душ... Легендарное средство, способное излечить от Шипа Смерти, если верить книгам.
Но кто проверял, действует ли оно? Были ли другие, такие же отчаявшиеся?

- Эрик! Зачем! Почему??
- Так… Надо было…
- Зачем ты пошел на это? Лучше бы дал мне умереть!
- Не… Надо… Прошу… Распорядись моим подарком… С умом…
- ЭРИК!!!

***
«Я должен.» - билось в голове. Я должен сделать это. Сделать все, чтобы спасти его, чтобы… Хотя бы чтобы облегчить боль.
«Я совершу любой грех, если это позволит мне разделить твою боль»
Именно так, разделить. Тебе – чуть-чуть, чтобы ты все же был живым и мог чувствовать так же, как и всегда. Мне же – все остальное. И неважно, что будет потом. Сейчас главное – найти выход. Тысяча душ… Глупая, глупая сказка! Я почти поверил ей, уже готов был начать собирать эту самую тысячу, как вдруг…

«Не знаю, кто ты. Ты, тот, кто прочтет это письмо. Да и неважно это. Если ты нашел это – значит кто-то снова попался в эту ловушку.
Кто-то, дорогой тебе, заболел Шипами? Как такое может быть, наверняка думаешь ты, мы же бессмертные шинигами, мы не подвержены болезням! Бред.
Дальше, следующая твоя мысль наверняка спасти дорогого сердцу. И ты бросился на поиски древних свитков и книг. И, уж точно, нашел легенду о тысяче невинных душ, собрав которые, ты сможешь излечить кого-то от Шипа. Остановись, глупец! Это – пустое. Ложь, сказка, выдумка.
Откуда я знаю? И можно ли верить мне? Ты задаешь себе эти вопросы, уверен. Хочешь узнать? Тогда слушай…»

Я нашел пожелтевший конверт рядом со своей кроватью, на тумбочке, проснувшись утром. Точнее обнаружил я его тогда, когда перед выходом зачем-то зашел в спальню. Проведя почти всю ночь в размышлениях, я все же решился начать сбор невинных душ, чтобы помочь ему.
Алан… Не зря тебя кличут за глаза солнцем третьего отдела. Ты, лучик света во тьме, стараешься обогреть всех и вся вокруг, несмотря на то, что сам медленно угасаешь. Я знаю, я слышал, слышал, как ты кричал, я видел твой приступ… Ты думал, что я не увижу, закрыв дверь? А ты не знал, что я ношу с собой ключ от кабинета?
Увидев тебя, судорожно мечущегося по ковру, словно в бреду, сжимающего пальцы на плечах так, что трещит форменный пиджак, я обомлел. Твои глаза несколько раз скользнули по мне, в один момент ты выгнулся и секунд десять смотрел, не мигая, на меня в упор. Я думал было исчезнуть, но понял, что ты меня не видишь, смотришь – и не видишь, потому что боль застилает тебе глаза! Ничего не смог сделать, просто сел рядом и боялся даже прикоснуться, боялся причинить тебе ещё большие мучения. И едва успел уйти, прежде чем ты меня заметил.
Ты и словом не обмолвился ни о чем, списав бледность на усталость. Я сделал вид, что поверил, что следующие несколько дней провел в Архиве и нашел. А найдя, ужаснулся, прочитав о Шипе Смерти. Месяц. Ровно столько я проторчал там же, выискивая информацию. И нашел призрачную надежду на спасение, легенду о тысяче душ.
Риск…. Я понимал его, понимал, что это опасно и смертельно, но мне было плевать. Лишь бы ты жил. Ночь я думал и, перед тем, как все же уснуть, принял решение.

И утром нашел на столе пожелтевший от времени конверт, кое-где примятый, будто его долго носили в кармане. Сначала подумал о шутке, но текст письма был слишком близок, слишком напоминал меня.

«Я тоже был когда-то жив, собирал души, писал отчеты, ворчал на начальство, но любил. Любил жить, любил, несмотря на все трудности, свою работу, и… Любил сердцем так же. Каждый день рядом с моей половиной приносил мне радость, каждая минута, проведенная вместе – раем. Даже тогда, когда мы корпели над бумагами, молча сидя в кабинете, занятые своими делами. Мы были рядом, нам не нужно было слов, достаточно было лишь взгляда, чтобы понять, о чем думает или что тревожит родную душу.
Но вот я случайно застал это. Словами не описать те муки, которые я увидел на этом лице, невидящие глаза, подернутые дымкой боли, адской, нечеловеческой, кровь на исступленно закушенных губах, иногда открывающихся в безмолвном крике, что отдавался эхом в моих ушах.
Все мои осторожные расспросы остались без ответа, и я обратился к книгам. Не узнаешь себя? Наверняка же ты пошел в Архивы. Долго сидел? Я всего лишь сутки, пока не нашел искомую болезнь.
И я стал искать лекарство, хоть что-то, что могло бы излечить Шип. Дни, иногда ночи напролет проходили в бессмысленном перелистывании книг, я почти оглох от бесконечного шуршания бумаги, хруста старых свитков, но все же нашел средство. Тысяча душ, думал я, всего лишь?
Беспечный, наивный глупец… Годы шли, а я собирал их. Скрывался, как мог, изворачивался, лгал, весь погряз во лжи. Врал даже тебе, о якобы сверхурочных, иногда, чтобы отводить от себя подозрения, шел пить с друзьями, а посреди гулянки отлучался и собирал, сколько мог найти за короткий промежуток времени.
Дома можно было изобразить выпившего, мне верили, и, поворчав, посылали спать.

И вот она, тысячная душа, была собрана. Со счастливой улыбкой я вернулся, застав свою любовь дома, в одиночестве. Я… Думал, что это излечит! О, как я ошибался… Они действительно избавляли от Шипа, это правда. Но кто сказал, что больной будет жить дальше?? В том тексте этого не было, ни единого слова.
Души перешли в другое тело. Оно изогнулось, вдруг крича от боли, из тела зазмеились колючие побеги, сворачиваясь в ногах, а потом и вовсе исчезая. Ну вот, мы справились, сделали это! Я ликовал, пока… Поистине адский крик не сотряс квартиру, а тело не начало истончаться и таять.
Я звал, умолял вернуться, что-то делал, не помню уже даже. Метался по комнате, припадал к телу, целовал и баюкал на руках. Но приговор был исполнен, моя любовь исчезла, в руках остался только шейный платок. Я отрезал от него нечто вроде ленты, и, с тех пор, носил в волосах.

А внезапный порыв ветра бросил мне в лицо что-то, оказавшееся листком с неровными краями, будто вырванным из книги. Там я и прочел о свойствах тысячи невинных душ, которые, излечивая от Шипа, забирали и заболевшего с собой на небеса, где им и место…»

Что? Неужели?... Не может быть! Я видел книгу, видел… Из конверта выпадает лента темно-зеленого шелка и сложенный вчетверо листок. Разворачиваю, читаю и не верю собственным глазам. Значит это все обман… Я… Лишился единственного шанса спасти Алана? Но нет, письмо, кажется, ещё не закончено.

«О моем поступке, а точнее о моей причастности к постоянно происходившим смертям вне списка, все же стало известно начальству. Но за то короткое время, что мне удалось скрываться, я все же узнал истинное лекарство от Шипа Смерти.
Кем бы ты ни был, мой брат или сестра по несчастью, знай, что это риск не только собой, но и тем, кем ты дорожишь. Попытка всего одна. Не справишься – погибнете оба, обреченные на вечные страдания…»

Истинное лекарство? Значит, я смогу все-таки освободить его от этого?? Далее подробно описывались инструкции того, что и как нужно делать. Слава Смерти! Алан, ты будешь спасен… Там был ещё постскриптум*, но я не стал его читать, слишком поглощенный идеей. Достать все необходимое и сделать приготовления было сложно, учитывая работу, постоянное вранье ему. Но я справился. И вовремя… Алан…

Пусть верят, что я следую той пустой сказке о тысяче душ. Пускай, мне же легче проворачивать другое. Все так запутано, так… Сложно. Но я сделаю все, чтобы спасти тебя, и неважно, что будет дальше.

Конец POV Эрика.

- Вот как? Тогда…. – удар – и глефа в руках демона нанесла рану, от которой невозможно излечиться. Полилась пленка, медленно, но верно оплетала обоих лежащих жнецов, но ни Себастьян, ни граф этого не видели. Они ушли, оставив их мертвыми. Но мертвыми ли?

Лента памяти, извиваясь, неспешно сплелась с другой лентой, и обе засветились мягким бирюзовым светом. Свечение перешло и на тела шинигами. Клубок из пленок взвился в воздух, сияя, как вдруг по одной из них поползли змеистые колючие побеги и стали переходить на другую. Оказ0авшись полностью «в плену», первая лента полыхнула, и стала возвращаться обратно, нагрждая обладателя способностью снова дышать, но теперь через крики только. На место вернулась и вторая, чей владелец удивленно открыл глаза, потянулся, как после сна, но, услышав вопли, сразу обернулся в ту сторону.
- Эрик? - но Слингби не отвечал, лишь корчился в судорогах.
- Ты… Что случилось?
На этот раз его услышали. Блондин открыл глаза и охрипшим голом ответил:
- Алан… Ты… Жив. – губы его тронула слабая улыбка , он попытался прикоснуться к юноше, но его тут же скрутила новая вспышка боли. – Я.. Значит, он был… Прав. Я…. Справился…
- Ты? Ты… - Хамфриз был не в силах ничего сказать. Лишь хлопал глазами. Но, внезапно для себя, Алан понял, что его только что спасли от смерти. И это сделал именно Эрик! Эрик, который оберегал его, помогал, улыбался и хмурился. Который вычитывал за сон за документами и прикрывал перед Спирсом. Который заботился и хранил его. Который… Который сейчас извивался в мучениях. В тех муках, которые должны были быть только его, Алана!
- Как же ты это терпел, не понимаю… - прошептал Слингби, судорожно глотая ртом воздух. – Адская боль…
- Эрик! Зачем! Почему??
- Так… Надо было… - Слингби зачем-то полез во внутренний карман пиджака.
- Зачем ты пошел на это? Лучше бы дал мне умереть!
- Не… Надо… Прошу… Распорядись моим подарком… С умом… - старший шинигами коснулся щеки Алана дрогнувшей рукой, потом откинулся на спину и хрипло, со свистом задышал. Какая-то минута – и дыхание медленно стихло.
- ЭРИК!!! – крик, идущий из самого сердца. Но его уже никто не услышал. Хамфриз вцепился в напарника и стал трясти его, умоляя очнуться.
- Эрик, дыши, очнись, вернись, прошу!... Прошу тебя…. – бормотал шатен, не желая отпускать тело. Рука, пребывавшая на груди под пиджаком, выскользнула оттуда. Из неё выпало письмо. Алан удивленно посмотрел на конверт, потом подобрал его и вынул оттуда послание. Глаза, полные слез, забегали по строчкам. Периодически соленые капли падали на бумагу, но не оставляли следов. Наконец он дошел до постскриптума. Написан он был совершенно другим почерком.

«А ведь знаешь, у него получилось спасти меня… Благодаря ему я живу, он вернул меня с того света. Но какой ценой? Собственной жизни? Лучше тогда мне было умереть, чем вечность – но без него.
Наверняка нашелся ещё один сумасбродный жнец, последовавший его советам. И если ты – тот, кого избавили от Шипов, знай – на третью ночь после этого он придет, чтобы попрощаться. Не проспи, иначе потеряешь последний шанс увидеть его и прикоснуться к нему. В последний раз… Мне чуть было не довелось утратить этот шанс – сон почти победил меня в ту ночь.

Понимаю, тебе будет тяжело сейчас, после утраты. Но… Есть такое чувство, как надежда – запомни это. Я тоже жду своего любимого, хотя прошло уже много лет. И кто знает, быть может, судьба смилуется, и мы сможем вновь соединиться…. А пока…
А пока держись, неизвестный. Держись и живи. Ради того, кто сделал тебе такой подарок…»

Алан дрожащими руками свернул письмо, положил его в конверт, а его в свою очередь – себе в карман и встал. Нужно жить. Ради Эрика.
- Благодарю тебя за дар…. – прошептал шатен, коснувшись губами губ Слингби. Почти в тот же миг тело старшего шинигами разлетелось сотнями огоньков, которые рассеялись прочь. Проводив их взглядом, Хамфриз подобрал глефу и, в последний раз глядя на занимающийся рассвет, исчез.


***
Алан касался пальцами мраморной плиты, на которой было высечено лишь имя. Но и этого было ему достаточно. Каждый день он приходил сюда, и каждый день благодарил за жизнь. Проводил тут по нескольку часов, говорил, рассказывал новости, сплетни, иногда, робко-робко, улыбался, вспоминая время, проведенное вместе, и ночное прощание, которое состоялось, как и было описано, на третью ночь после его воскрешения.
Потом вставал с небольшого камня, прощался, и исчезал, обещая снова вернуться на следующий день.
И всегда выполнял это обещание. Никто не знал, куда ходит Хамфриз после работы, а те, кто пытался за ним следить, всегда приходили ни с чем. Будто кто-то намерено сбивал их с толку и они теряли Алана на полпути.
А он приходил и приходил, сидел и сидел, и говорил. И снова уходил и опять возвращался.
В любую погоду, в любом состоянии – но приходил туда. И, уходя, шептал лишь одно:
- Благодарю тебя за дар…

@темы: Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

[Maetel]

арт от Яны!

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

здрасте)

[Maetel]

Есть тут кто живой? Или всех жнецы покосили?)

У меня случился очередной приступ любви к фендому, так что еще один арт :3

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

The Most Beautiful Death in the World

[Baby Cthulhu]

Ура, товарищи!!! На официальном сайте второго куромью выложили фотографии остальных актеров! namashitsuji.jp/caststaff/
На мой взгляд только Эрик хуже стал, остальные, вроде бы на уровне. Ниже новые жнецы:

Алан (Masataka Nakagauchi) стал строже:


Эрик (Shinji Rachi) Что они с тобой сделали?


Уильям (Teruma) европезировался:


Гробовщик (Syuhei Izumi)


Рональд (Takuya Ide) на девушку похож:

@темы: pictures, other, Alan Humphries, Eric Slingby, actors

---

С днём рождения

[The FrostDragon]

Название: Листопад
Автор:  Грелль, стерва с пилой
Жанр: романс
Пейринг: Эрик/Алан
Рейтинг: PG
Размер: виньетка
Дисклеймер: герои не мои, а жаль
Предупреждение: бред; возможно, авторское видение персонажей; сопли в сахаре

Вкурить

В лучах предзакатного солнца парк казался политым расплавленным золотом. Пронизанный паутинкой лучей, был похож на сказку. Лёгкий ветерок нарушал абсолютную тишину почти неслышным шуршанием опадающих листьев.

Эрик поднял резной лист, задумчиво провёл пальцем по краю, обрисовал каждую жилку и приложил к воротнику пальто Алана.
- Тебе идёт. Такая же неуловимая, заметная лишь немногим неземная красота...
Хамфриз отвёл взгляд, привычно краснея.
- Перестань, - он наклонился, подбирая бледно-зелёный листок.Алан никак не мог привыкнуть, что можно вот так легко и просто гулять, держась за руки. И совсем никого не стесняться, кроме самого себя и своих чувств. - А ты похож на листопад.
- Чем же? - Эрик слегка улыбнулся.
- Налетаешь внезапным ветром и накрываешь золотой листвой неведомых доселе чувств.

Алан поднял глаза. Пронзительно-зелёные, они сквозили безграничной нежностью. Эрик подхватил его на руки и закружил по усыпанной листвой дорожке. И одновременно с ним вокруг заметались жёлто-красным пламенем слетевшие с клёна листья.
- Ты всегда будешь для меня осенним листопадом, - прошептал Алан, обвивая шею Эрика . - И, немного, снегопадом... Обжигающе холодным и таким желанным.

@темы: Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

А мы к вам со стёбом

[The FrostDragon]

Сотворил за два дня коллажик. Исходники выложить не могу - удалил уже всё. Но про один упомяну - это официальный арт, то бишь карандаша тёти Яны.
Ваши тут есть, поэтому кидаю и сюда.

@темы: pictures, other, Alan Humphries, Eric Slingby

---

[Maetel]

не могу не выложить, уж очень забавно, какой накал эмоций)))


EricxAlan - Eric's shock by ~Teirebe on deviantART

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

[-Shiniko-]

Название: Дорога к Раю.
Авторы: elvishwolf и -Shiniko-
Бета: отредактировано совместно.
Жанр: ангст, юмор, АУ, романтика.
Рейтинг: PG-15
Саммари: Алан переезжает в старинный загородный дом по причине своего слабого здоровья. Все было прекрасно, пока он не начал замечать некоторые странности в нем…
Предупреждение: возможный ОСС
Дисклаймер: не наше.
Размещение: с шапкой и ссылкой.

Сильный холодный ветер резвится на улице, сносит последние пожелтевшие листья с деревьев и норовит пробраться за вороты одежды прохожих людей.
Алан ёжится от неуютного холода, поправляя на себе теплый шарф. Новый дом, в котором Хамфризу предстоит теперь жить, не внушает ему доверия. Уже со стороны он кажется очень шатким и неустойчивым, и наверняка там жуткий сквозняк… Но выбирать юноше не из чего.
Хамфриз заносит в дом свой багаж и поднимает его наверх, в свою новую комнату.
Ступеньки старой лестницы надсадно скрипят, словно жалуясь Алану на многолетнее отсутствие ремонта, однако, юноша только и может, что тяжело вздохнуть и приостановиться на мгновение, утирая пот со лба. С ремонтом пока придётся повременить: почти все деньги ушли на переезд, да и слабое сердечко требует к себе недюжинного внимания. Вон, только по лестнице поднялся, а уже заходится пойманной пташкой.
Нет, ему обязательно нужно будет хорошо отдохнуть. Но это потом. Сперва надо обустроиться.
Хамфриз с сердитым пыхтением втаскивает тяжеленный багаж наверх и распахивает дверь в свою комнату. А потом оглушительно звонко чихает от пыли.
Он был прав – в комнате стояла неприятная прохлада. Юноша подтащил чемодан с вещами к окну и сел на кровать, отчего та угрожающе заскрипела под ним.
Распаковав вещи, юноша открыл расхлябанную дверцу шкафа, и первое, что он увидел, была пыль и огромное количество паутины. Для пущего эффекта не хватало лишь скелета. Кое-как запихнув в шкаф всё свое добро, Алан облегченно вздохнул и почти рухнул на кровать, обводя взглядом окружающее пространство.
Комната оказалась на удивление просторной. Если бы не грязные оконные стёкла - она была бы ещё и светлой. Кроме того, надо будет выскрести килограммы пыли, километры паутины и, как минимум, сотни три здоровенных пауков. А тянуть с уборкой Алан Хамфриз терпеть не мог.
Молодой человек поднялся с огромной кровати, вновь расчихавшись от облака скопившейся в ней пыли, засучил рукава и принялся за масштабную генеральную уборку, которая больше напоминала военные действия.
Вскоре Алан был весь в пыли и по уши в паутине. Зато он вычистил комнату до блеска, хотя это и стоило ему трех часов свободного времени, и был до чертиков доволен. Осталось лишь сгрести весь мусор выкинуть его, да еще убрать другие комнаты. Подумаешь, какие пустяки!
К вечеру Хамфриз представлял собой лохматенькое грязненькое и лупоглазенькое чучело, которое передвигалось, опираясь на швабру. Алан так устал, что едва волочил ноги, и желал лишь одного - лечь на свежее хрустящее постельное бельё и провалиться в сон. Однако, от одной мысли, что ему придётся отправиться спать в таком виде, юноша приходил в неописуемый ужас. А посему теперь шатен с остервенением надраивал ванную, не позволяя прежним обитателям дома, то бишь, распоясавшимся мышам и паукам, оправиться от учинённого им геноцида, чтобы в комнатах, пустующих столько времени, стало хоть немного уютнее.
После того, как ведро и швабра наконец были отставлены в уголок, а дом приобрёл более-менее божеский вид, Хамфриз вернулся к себе в спальню, взял полотенце, любимые тапочки в виде пушистых белых зайчиков и снова вернулся в отмытую комнату. Юноша с наслаждением забрался в приятно-тёплую воду, блаженно потягиваясь всем телом и смывая с себя пыль и грязь. Алан настолько разомлел и разнежился, что уже начал осоловело хлопать глазами, предвкушая сладкий сон в новом доме. Настроение портили только немилосердно ноющие после тяжёлого дня спина и плечи.
"Вот бы массаж сейчас..." - подумал Хамфриз, прикрывая глаза. И тут же почувствовал на плечах прохладные ладони, аккуратно разминающие уставшие мышцы. Алан едва не мурлыкал от удовольствия, всерьёз подумывая о том, чтобы вздремнуть прямо в ванной, но вдруг подавился зевком и подорвался с места, испуганно оглядывая ванную.
В доме-то он один!
- Не понял юмора... - решив, что ему всего лишь показалось, шатен вновь погрузился в тёплую воду. Непонятные ощущения вернулись.
- Всё равно не понял... - удивлённо пробормотал Хамфриз и потянулся за полотенцем, убедив себя в том, что это всего-навсего последствия переутомления.
В комнате, еще пару мгновений назад наполненной теплым паром, будто бы резко понизилась температура. Хамфриз беспокойным взглядом осмотрел комнату, надев очки и завернувшись в огромное полотенце.
- Кто здесь? - этот вопрос из собственных уст да в пустом доме показался Алану очень бредовым. Юноша протер стекла запотевших очков, напяливая на себя халат и тапки. Не получив (разумеется, не получив!) ответа, Хамфриз вышел из ванной, суша полотенцем влажные медово-каштановые волосы, которые грозили после высыхания наградить юношу причёской a'la "Одуванчик". Алан решил забыть о странном инциденте, достал из шкафа любимую тёплую пижаму, зелёную, в жёлтую пчёлку и принял горстку таблеток, которые изо дня в день поддерживали работу слабого, как трава в ноябре, сердца. Здоровье и заставило юношу переехать.
Однако теперь Алану не казалось, что всё настолько ужасно. Тёплые зайко-тапочки согревают босые ноги, в камине весело потрескивают дрова, а на кухне есть немного какао и пара вкусных пирожков. Что ещё нужно для полного счастья? Алану кажется, что ничего.
Он устраивается перед камином в большом кресле, укутавшись в плед и взяв в руки чашку с какао. Расслабленно смотрит на огонь, слушает, как за окном льет дождь. Он давно мечтал о подобном спокойствии, а к одиночеству и подавно привык.
Юноша не заметил, как начал постепенно засыпать, сидя в кресле. Очки сползли на кончик носа, а волосы все же стали похожи гигантский на одуванчик, отчего Хамфриз выглядел жутко смешно. Тонкие пальцы, удерживающие чашку с вкусным напитком, постепенно слабели, пока совсем не разжались.
Услышав, как чашка звякнула о старый скрипучий паркет, Алан проснулся и поправил очки, глядя перед собой расфокусированным сонным взглядом. Юноша ещё дремал, и не сразу понял, что перед ним на корточках сидит странноватого вида мужчина, который пытается поднять с пола чудом уцелевшую чашку и поставить её на место.
Пару секунд они удивлённо таращились друг на друга, пока до Алана не дошло, что в доме, кроме него самого, быть никого не должно.
Хамфриз резко сорвался с места, схватил первый попавшийся предмет (предметом оказался собственный тапок) и нацелил его на мужчину.
- Ты... кто?
Ответом послужил странный взгляд типа "Малой, тебе скорую не вызвать?". Ну, еще бы! Стоит тут, понимаешь, какой-то паренек вида божьего одуванчика, размахивает тапочком с жутковатым выражением лица...
- Ой, пардон, забыл представиться. Меня Эриком зовут, - улыбнулся мужчина. И тут Алан заметил небольшую странность в нем - сквозь него был виден камин...
Пока Хамфриз лихорадочно просчитывал пути к отступлению, мужчина прыснул:
- Парень, ты правда думаешь, что тапочек в виде зайчика - это оружие массового поражения?
Алан нервно икнул, подорвался с кресла и стрелой полетел в комнату, сломав-таки пару паркетных дощечек. Ему срочно нужно было принять пару успокоительных таблеток и сердечные капли. И больше не переутомляться, а то уж больно глюки самостоятельные пошли...
Выпив необходимые лекарства, Хамфриз удобно устроился в постели, нервно поглаживая ушастый тапочек. Всё-таки какое-никакое, а оружие. Да и собеседник неплохой.
Юноша решил не выключать ночник, убеждая самого себя, что он вовсе не боится. Подумаешь, говорящие глюки, подумаешь, такие реальные!
Алан так и задремал, обнимая тапок и по уши закутавшись в одеяло. Ночью становилось холоднее, но юноша мог бы поклясться, что еще пару мгновений назад не было холодно до дрожи.
И тут в коридоре что-то рухнуло, отчего парень резко подскочил на постели.
- Да ты спи, спи, это Нокс по шее давно не получал, белобрысый паразит, - успокоил осоловело хлопающего полуслепыми глазами Алана уже знакомый юноше голос. Спать Хамфризу хотелось, вот прямо позарез хотелось, но после официального подтверждения того, что глюки никуда не делись и охотно идут на контакт, сна не осталось ни в одном зелёном глазу.
У молодого человека внезапно будто бы все скрутило внутри. Алан повернулся к источнику звука и увидел все того же мужчину, сквозь которого по-прежнему была видна противоположная стена. Хамфриз трижды перекрестился, поплевал через плечо, но видение никуда не исчезло. Даже не шелохнулось.
Из коридора доносились голоса, как успел распознать Алан, сразу три.
То ли действовали успокоительные таблетки, то ли Алан уже настолько смирился с больным воображением и не блещущей особым здоровьем реальностью, но Хамфриз только зарылся в одеяло и покрепче обнял любимый тапочек, сонно рассматривая непрошеного ночного гостя:
- А вы кто? И что вам от меня нужно?
- Да мне от тебя ничегошеньки не нужно, - задумчиво почесав темную бородку, ответил собеседник, - Вроде бы, я уже говорил, что меня Эрик зовут. И я тут, вроде бы, живу вот уже шестьдесят с лишним лет. Как и Спирс, и Сатклифф, и Нокс...
Из коридора донесся душераздирающий вопль, а потом все стихло.
- А кто все эти люди? - сонно пробормотал Алан, укладываясь поудобнее. Убивать его, по всей видимости, не собирались, грабить - тоже. Так почему бы и не поговорить? Всё равно ведь бессонница теперь обеспечена. Да ещё и эти вопли в коридоре, будь они неладны...
Стоп. Этот человек (или, может быть, кто-то ещё?), назвавшийся Эриком, сказал, что живёт здесь более шестидесяти лет. Неужели он... Нет, быть такого не может.
- Мыслишь в правильном направлении, парень. Я умер здесь, вот в этой самой комнате, второго сентября тысяча девятьсот сорок четвёртого года.
Глаза Хамфриза расширились от удивления.
- Но такого не бывает...
В этот же момент распахнулась дверь, и по комнате буквально пролетело нечто красного цвета, а потом остановилось у кровати и уставилось на Алана. Нечто было весьма и весьма... странным: во-первых, непонятного пола (оно было слишком женственным для мужчины и мужественным для женщины); во-вторых, имело ужасно длинные красные волосы; в-третьих, оно улыбалось во все тридцать два(а может и больше) зуба и словно строило глазки юноше, на губах которого застыл немой вопрос: "Что это?"
Мужчина раздражённо проследил взглядом за красным тайфуном, который с пронзительным умильным верещанием носился по комнате Хамфриза и устало потёр переносицу:
- Знакомься: Грелль Сатклифф, самое оригинальная и неугомонная достопримечательность этого места, вечно пребывающая в экзальтированном состоянии. Поначалу это немного пугает и нервирует... - Эрик понизил голос до свистящего шёпота, не желая, чтобы красноволосый услышал, - По правде говоря, меня он нервирует уже шестьдесят с гаком лет, но существо, в общем-то, безобидное. Если звёзды в правильном расположении.
- Ой, Эричка, наконец-то в нашем доме появился котёночек! - красноволосый опустился на краешек кровати, кокетливо закинув ногу на ногу и рассматривая Алана, - Знаешь, малыш, у тебя очень нежная кожица, но суховатая. Попробуй воспользоваться маслами.
Алан очумело смотрел на Грелля, удивленно хлопая глазами:
- А? Кожа? Масло?..
Следующим в комнату вошел мрачноватого вида мужчина, облаченный в угольно - черные одежды. Не говоря ни слова, он подошел к окну; последним в комнату вошел рыженький парнишка, любопытно заглядывая в комнату.
Хамфриз продолжал хлопать глазами, рассматривая каждого по отдельности.
- Да-да, - наставительным тоном произнёс Сатклифф, игнорируя Эрика, прикрывшего глаза рукой, - И не стоит так напрягать спинку по время массажа, ты же совсем не расслабляешься!
- Сатклифф, - вздохнул Эрик, - Когда ж ты успел, цыпочка ты моя недорезанная, парнишку облапать? Даже имени не узнал, а уже лезешь?
Хамфриз то краснел, то бледнел, рассматривая посетителей. Вот же дырявая голова, он даже не соизволил представиться!
- А меня... меня Алан зовут... Алан Хамфриз... - робко представился юноша, хотя не был уверен, что его тихий голос слышен сквозь ругань двух призраков.
- Знакомься: это Уилл Ти Спирс, - Эрик кивнул на мрачного мужчину у окна, - А Это Рональд Нокс, - он указал на парня у двери.
Алан совершенно растерялся в новой компании.
- Да не волнуйся, тут все свои, - махнул рукой Эрик, - За порядком тут приглядывает Спирс, - со стороны человека в тёмном одеянии последовал короткий кивок, - Так что у нас спокойно. Рон тот ещё типчик, но ты не обращай на него внимания...
Рыженький юноша бесцеремонно плюхнулся на кровать рядом с юношей, глядя на него горящими от неуёмного любопытства глазищами:
- Думаю, мы с тобой наладим отношения!
Алан возмутился было такой наглости, но вслух сказать побоялся. Он почти ничего не соображал, пытаясь поверить в то, во что свято не верил с детства. В призраков. Да вот же они, прямое подтверждение этому явлению, четыре приведения!
- Рональд у нас любитель смотаться в ближайший дом, населенный красивыми девушками, и подглядывать за ними... Но, вообще-то, это секрет, - пожал плечами Эрик. Услышав это, Грелль захихикал, а сам Рон покраснел.
- И ничего такого я не делаю...Только присматриваю за ними при помощи телескопа, что на чердаке, он как раз на окна спальни одной красотки выходит...Эрик, а не ты ли на прошлой неделе со мной вместе наблюдал? - мстительно прищурился Нокс.
- Я из чисто исследовательского интереса, - отмахнулся призрак, возвращаясь к совершенно потерянному Алану, - Да не боись, мы не глюки..
- Сатклифф, уймитесь! - внезапно рявкнул дотоле спокойно стоящий у окна Уилл. Грелль моментально умолк, зато в комнате, казалось, отчётливо стало слышно, как бьётся живое, хоть и больное, сердце Алана.
- Спирс, не пугай мальца, и так горстями пилюли ест.
Алан повторно покраснел и побледнел.
- Будь вы глюками, мне было бы спокойнее, - нервно усмехнулся Хамфриз, наблюдая, как Грелль пытается повиснуть на шее Уильяма.
- Не переживай, уж кто-кто, Спирс проследит, чтобы тебя не слишком доставали, - Эрик посмотрел на часы и зачем-то вернул Хамфризу тапочек, поправив тёплое одеяло, - Сатклифф, если ты сейчас не убавишь громкость, я не знаю как, но я прикончу тебя повторно.
Алан прижал к себе тапок, словно это была единственная защита от всяких напастей.
- А....это ничего, что я в ваш дом вторгся? - внезапно спросил Алан.
- По правде говоря, без тебя бы было скучно, - улыбнулся ему Эрик, - Ну что, спать будешь?
В этот момент Спирс разразился таким надсадным кашлем, что Алану стало жутко. Хамфриз уже хотел было предложить свою помощь, пока не вспомнил, с кем имеет дело.
- Прошу прощения, - откашлявшись и восстановив подобие дыхания, произнёс Уильям,- Февраль тысяча девятьсот двадцатого, испанка.
- Мистер Хамфриз, думаю, впервые за последние двадцать лет я вынужден согласиться с мистером Слингби. Вы должны лечь спать, - голос призрака звучал тихо, но уверено.
Веки у юноши и вправду будто налились свинцом. Новые яркие впечатления очень утомили его, а посему Алан решил разобраться со всем утром.
- Спокойной ночи... - уже в полудрёме произнёс Хамфриз, зябко ёжась под одеялом.
***
Проснувшись, Алан не обнаружил ничего, что могло бы напомнить о вчерашних посетителях. Юноша был готов даже списать все на жуткую усталость прошлым вечером, но воспоминания были столь яркими...
первым делом Хамфриз принял нужные лекарства, а затем побрел по пустому дому, все же надеясь найти кого-нибудь.
Так и не отыскав никого из ночных гостей, юноша списал всё на побочные эффекты принимаемых им препаратов и побрёл на кухню, чтобы приготовить себе нехитрый завтрак.
"А было бы неплохо, если бы в этом доме и вправду водились привидения," - подумал юноша, с аппетитом уплетая яичницу с беконом, - "Тогда, возможно, было бы с кем поговорить".
Юноше было не особенно уютно находится в таком довольно немаленьком доме в одиночестве. Кроме того, больное сердце всё чаще и чаще напоминало о себе, а от этого становилось совсем уж грустно.
Позавтракав, юноша начал было раздумывать, чем ему заняться в это день, как вдруг позади него раздалось кряхтение. Алан повернулся и едва не подпрыгнул от удивления - рядом с ним стоял Эрик.
- Чего стоим, скучаем?
От неожиданности Хамфриз выронил тарелку, которая с радостным звоном грохнулась об пол и разлетелась на осколки:
- Ой, мама...
- Не, не мама, Эрик Слингби, - повторно представился призрак, - Что ж ты такой пугливый, я, как бы это выразиться...Дружелюбное привидение, - насмешливо фыркнул мужчина и, кивком указав на осколки, произнёс, - К счастью. Только убрал бы, а то наступишь, порежешься, опять пол мыть придётся, а Сатклифф тебя едва не облизывать будет, у него от вида крови башню сносит. Тапочек левый, поди, в кровати остался? - вопросительно задрал бровь Эрик, вольготно рассевшись на стуле, и Алан, к своему удивлению, заметил, что действительно всё это время был бос на левую ногу.
- Ой... - Хамфриз растерянно опустился на стул, задумчиво почёсывая затылок. Волосы, и без того пушистые, а теперь ещё и растрёпанные, делали юношу похожим на колоссальных размеров одуванчик, что несказанно забавляло Эрика.
- Ты погоди, я сейчас осколки в сторону сгребу, а ты за тапком сбегаешь и уберёшь, - посмеиваясь, предложил Слингби. А потом с непонятным умилением наблюдал, как смущённый своей рассеянностью Хамфриз поднимается наверх, шлёпая тапочком и сверкая розовой пяткой. Левой.
Вернувшись из комнаты, юноша никого не обнаружил на кухне, лишь осколки были заботливо перемещены в уголок. Юноша, недоуменно пожав плечами, смёл их на совок и выбросил в мусорное ведро.
Неожиданно в комнату влетел знакомый красный вихрь и, притормозив перед Аланом, Грелль потянул к юноше загребущие наманикюренные лапки, желая затискать того до полусмерти. Покрасневший Хамфриз мимолетно подумал, что Сатклифф принесет ему множество проблем.
- Послушайте... - пробормотал Алан, безрезультатно отпихивая красноволосого, - А призраки вообще чего-нибудь боятся?
- Конечно, Аланчик, боятся! Мы тоже люди! Вот я, например, до повторной остановки моего жарко пылающего страстью сердца боюсь, что я не нравлюсь Уиллу....
- Мистер Сатклифф, мне кажется...
- Ах, оставь эти никому не нужные формальности! - всплеснул руками призрак, - Для тебя я Грелль, просто Грелль, - Сатклифф кокетливо хлопнул длинными ресницами, - Какой же ты всё-таки котёночек...- красноволосый уселся на стол, разглядывая ухоженные ногти, - А вообще, малыш, тебе бы не помешали солнечные ванны. Совсем немного, а то обгоришь. И питайся хорошо: ты страшно худой!
- Д-да, я обязательно воспользуюсь вашими советами, мистер Сат...Грелль, - немного натянуто улыбнулся Алан. Призрак аж в лице изменился:
- Не вздумай мне "выкать"! Я что, так похож на старую деву?! - возмутился Грелль, спрыгнув со стола и подойдя к юноше вплотную, - Или я так плохо выгляжу? - вконец оскорбился призрак, - Неужели я так похож на назойливую старушку, чтобы такой котёночек, как ты, говорил мне "вы"?!
- П-прости... - заикаясь, пробормотал Алан, отходя от призрака, - Это из уважения... Я, пожалуй, пойду...
Покинув комнату, Алан решил выйти во двор, подышать свежим воздухом. Однако когда он вышел, то сразу почувствовал сильный запах табачного дыма.
- Мистер Слингби? Вы курите? - когда юноша невольно закашлялся, Эрик затушил сигарету:
- Да вот пачка в кармане завалялась с сорок четвёртого, грех было не закурить... Жаль только, что одна, экономить приходится, - хмыкнул Эрик, - Что, Сатклифф вконец достал? - получив в ответ робкий, неуверенный кивок, Слингби только махнул рукой, присаживаясь на старые детские качели и смахивая опавшие листья, чтобы Хамфриз тоже мог сесть, - Ты не обращай особого внимания на его выходки, это издержки профессии, - почувствовав недоумевающий взгляд юного хозяина дома, Эрик счёл нужным пояснить, - Сатклифф при жизни был актёром в театре. Играл женские роли, потом его по какой-то причине вышвырнули из труппы. Вот и наложил на себя руки прямо на крыльце нашего дурдомика, - невесело усмехнулся призрак.
- Вот как... мне очень жаль... - грустно вздохнул Алан, присаживаясь около Эрика, - Он веселый, хотя иногда пристает... слишком.
- О да, безумно веселый, - усмехнулся Эрик, - Без него и Рона было бы скучно. Эти двое вообще друг друга стоят. Оба довольно...хм...оригинальные личности, оба умеют виртуозно допекать окружающих, и оба самоубийцы, правда, Нокс повесился, - вздохнул Эрик, - Но с этими ребятами скучать не приходится, поверь на слово. У Рона на симпатичных девочек прямо нюх, уж каких красоток отлавливать умел... - мечтательно потянул призрак, но внезапно серьёзно посмотрел на Алана, - А самого-то в эту дыру как занесло?
Алан немного притормозил с ответом.
- Ну... дело в том, что я решил переехать поближе к природе, поскольку у меня... слабое здоровье. Того глядишь, тоже тут умру, - грустно улыбнулся Алан. Операции он жутко боялся, а посему еще не соглашался на нее, надеясь, что лекарства ему помогут.
- Я тебе дам, помру, - тут же фыркнул Слингби, - Вон, какой молодой, рано еще помирать. Живи, пока можешь... Нам тут ещё один покойник не нужен, - отрезал Слингби, - Дом, конечно, громадный, но не резиновый. Спирс вряд ли обрадуется твоей затее. А он у нас злющий, как чёрт, - шёпотом произнёс призрак, будто надеясь, что Уильям его не услышит.
А Уилл услышал. И мрачной тенью возник за спинами мирно беседующих обитателей дома.
- Ой-ой! - испуганно воскликнул Алан, резко обернувшись, - Здравствуйте, мистер Спирс... Как ваши дела? - робко поинтересовался юноша. Отчего-то этот призрак грозного и сурового вида пугал его больше, чем Грелль и Рон вместе взятые.
Вместо ответа Уилл сгрёб Эрика в охапку и... исчез вместе с ним.
- Ну вот, - немного расстроенно произнёс юноша, лишившись хорошего собеседника. К одиночеству юноша уже очень привык, а тут такая шумная разношерстная компания! У каждого из них наверняка есть, что рассказать.
"Интересно, а почему они до сих пор привязаны к этому дому?" - думал Хамфриз, покачиваясь на качелях и наслаждаясь последними тёплыми лучами ласкового, ещё летнего солнца. Сентябрь в этом году выдался на редкость ясный.
- Шел б ты лучше погулять, завел бы себе девушку... - внезапно раздался знакомый голос Рона, - Есть тут неподалеку дом, там такая милашка живет... Правда, призраков боится. А хочешь, я познакомлю тебя с ней?! - парень лучезарно улыбнулся.
- О, нет, спасибо... Мне и без этого хорошо...
- Нее, без представительниц прекрасного пола наша жизнь была бы довольно скучной, - отмахнулся рыжик, бесцеремонно плюхаясь на качели. Алан только зябко поёжился, - Правда, крышу от них сносит капитально. Вот я, к примеру. Ну вот на кой чёрт мне нужна была именно та брюнетка в красном платье, когда я бы мог закадрить любую другую девицу? И что она мне далась, эта Фелиция? Нет же, в петлю из-за этой бабы полез. Теперь вот жалею. Та девочка из соседнего дома гораздо симпатичнее.
Алан удивленно смотрел на паренька. На вид тому было столько же лет, сколько и самому Хамфризу. Юноша никогда не понимал, как вообще можно лишать себя жизни из-за любви? Разумеется, Алан влюблялся много раз, и обычно безответно. Но наложить на себя руки ему никогда не приходило в голову...
- Эх, если бы не эта профурсетка, уже, наверное, внуков бы завёл...Ну, да ладно, что плакать о пролитом молоке. Ты, главное, к вооооон той красотке присмотрись, - Рон махнул в сторону соседнего дома.
Алан вспомнил девушку, что стала его соседкой, и отчаянно замотал головой. Такая неземная, а точнее, негуманоидная красота была ему и даром не нужна.
- С-спасибо...Но она, наверное, не в моём вкусе...
- А кто же тогда в твоем вкусе? - фыркнул юноша, раскачиваясь на качелях, - Она ведь такая... такая... красивая...
- Сам не знаю, - пожал плечами Алан, - Но явно не она...
Алан вообще не представлял, как ответить на поставленный Роном вопрос. Представления о красоте у Хамфриза были свои, и сводились они, в основном, к красоте душевной. А на размер груди Алану было глубоко начихать. Кстати о "начихать". На улице уже заметно похолодало, так что если сейчас юноша не вернётся домой и не заберётся в тёплую ванну, то непременно заболеет.
- Пожалуй, я зайду в дом, - сказал юноша, отправляясь в дом. Призрак тут же пошел вслед за ним.
Войдя в дом, Алан услышал тихую ругань Спирса и Слингби.
О чём говорили призраки, Алану было не разобрать, но гневная тирада Спирса, очевидно, касалась его самого и поведения Эрика. Решив всё же не мешать разговору, хоть искушение урвать кусочек информации о себе, было довольно велико, Алан взял необходимые вещи и направился в ванную комнату, в глубине души всё же надеясь, что Грелль всё-таки приложит руки к его купанию: очень уж плечи болят...
Сбылась мечта идио... хрупкого больного юноши. Едва он опустился в приятно-теплую воду, как тут же почувствовал на плечах холодные руки Сатклиффа, который напевал себе под нос какую-то песенку. Алан невольно поджал под себя ноги, жутко смущаясь.
-Я же говорил, расслабь спинку, а не то совсем эффекта не будет! - возмутился Грелль, разминая хрупкие узкие плечи Алана. Тот повиновался, хоть щёки и пылали, как маков цвет. Однако, вскоре разомлевший юноша осознал, что Сатклифф с прямо-таки чеширской улыбкой поглаживает его по груди.
Хамфриз чуть не утопился:
- Что вы творите?! - едва ли не взвизгнул Алан, окатывая обнаглевшего призрака пенными брызгами.
- Ах, какой же ты невинный! - с трепетом проворковало привидение, - Так и хочется это исправить... Ну же, Алан, не будь букой! Дай мне закончить массаж!
Но Алан, жутко раскрасневшийся, завернулся в полотенце, насухо вытерся и умотал к себе в комнату.
Придерживаясь установленной им же традиции, юноша сделал себе какао и взял любимую книгу, чтобы немного почитать перед сном. Конечно, укладываться было ещё очень рано, но в последнее время Алан быстро утомлялся. Эх, было бы сердце чуть-чуть посильнее...
Хамфриз¬ и сам не заметил, как задремал. Осознание этого пришло лишь тогда, когда Алан с криком подскочил на постели, проснувшись от слишком уж яркого кошмара.
Нехорошие сны посещали юношу довольно часто. В детстве Алан забирался в постель к родителям и пугливым робким шёпотом рассказывал им о своих страхах, но теперь защиты искать не у кого, а чтобы справиться с кошмарами самому у юноши недостаёт сил.
Неожиданно Алан почувствовал, что в комнате заметно похолодало, как это бывало перед приходом старых обитателей дома.
- Чего кричишь? - поинтересовался Эрик, вглядываясь в лицо юноши, - Случилось чего?
- А... да так, кошмар приснился, простите...
- Кошмар, говоришь... - Эрик почесал бородку, о чём-то задумавшись,- И часто тебе всякая муть снится?
- Не очень, сэр...Я вам, наверное, помешал своим криком? - веки Алана нещадно слипались, но засыпать ему совсем не хотелось. А конкретнее - не хотелось досматривать сон о жуткой смерти на операционном столе с собой в главной роли.
- Да нет, не помешал. Я то-редко сплю, а если и сплю, то снов не вижу. А был бы рад даже банальным кошмарам, - усмехнулся призрак, - У-у-у, да ты же носом почти клюешь! А ну спи, а то покусаю. А я буду охранять твой сон от всяких неприятных личностей. Идет?
И Алан повиновался, закрывая глаза и сворачиваясь клубком под одеялом.
- Будьте добры... - Эрик повернулся к компактному комочку, лежащему на кровати, - Включите, пожалуйста, ночник... Если вам не трудно.
- Ну что ж тебе не спится-то, а? - беззлобно проворчал призрак, щёлкнув кнопкой ночника. Комната озарилась мягким, не раздражающим глаза светом.
- Эй, парень, ты чего дрожишь? - удивлённо спросил Эрик, замечая в полумраке, что юношу мелко потряхивает.
- Н-ничего, все в порядке, - Эрику показалось, что юноша сдавленно всхлипнул и шмыгнул носом.
- Ну я ж вижу, что что-то не так, - фыркнул Слингби, - Расскажи.
- Это всего лишь сон...
- Ну, сон сну рознь, - развёл руками Эрик, - После обычного кошмара носом не шмыгают. Рассказывай.
- Понимаете... На самом деле всё в порядке...
- Ты хочешь одурачить покойника?
- Мне снилась смерть. Собственная смерть, - вздохнув, ответил Алан.
- И при каких обстоятельствах ты погиб? - Эрик рад бы погладить все еще мелко дрожащего парнишку по голове, или приобнять за плечи, чтобы он успокоился, да возможность сделать это невелика – руки у Слингби холодны, как лёд, могут обжечь и напугать.
- Во время операции...
- Операции на сердце? - осведомился Эрик, поправляя одеяло, - Что, сердечко так сильно подводит?
Хамфриз кивнул:
- Врачи говорят, что если операция не будет проведена, я вряд ли доживу до весны. А мне кажется, что она закончится неудачно, и я умру прямо на операционном столе, поэтому я надеюсь на лекарства.
- Глупо надеяться на лекарства, - подумав, сказал Эрик, - Раз уж врачи так говорят... думаю, тебе действительно только кажется, что ты умрешь во время операции. Бояться - это вовсе не плохо, это нормально... только когда это не мешает тебе жить. А операция тебе нужна, и лучше с ней не тянуть. Тогда, может, прекратишь гробить желудок этими дурацкими пилюлями. Да и дышать будет полегче. Ну, чего расклеился? - сердито пробормотал Эрик, шурша многочисленными блистерами в аптечке, - И так сердце ни к чёрту, а ты ещё из-за какого-то глупого пустого сна сырость разводишь!
- Простите, - улыбнулся Алан, утирая платочком покрасневший нос, - В последнее время я действительно расклеился.
- Все будет хорошо. Это тебе я говорю… - широко улыбнулся Эрик, - А теперь ложись и спи.
- Спокойной вам ночи, - робко улыбнулся Алан, всё ещё не собираясь смежать веки. Эрику это очень не понравилось:
- Я не уйду, пока ты не уснёшь. И вообще, ещё раз мне "выкнешь", я обижусь. Сильно и надолго...Тьфу ты, от Сатклиффа набрался...Но смысл не меняется. Нам с тобой в одном доме жить, так что официальный тон никак не годится.
- Но ведь вы гораздо старше меня! Я не могу так просто сказать "ты", - смущённо пробормотал юноша, глядя на призрака.
Тот отмахнулся:
- А я все равно обижусь. А теперь спи...
- Но всё-таки... - попытался было возразить Алан, но едва не превратился в ледышку - таким холодом повеяло от рассерженного призрака.
- Никаких больше "выков"! - рявкнул Эрик так, что задрожала старинная хрустальная люстра.
- Как скажешь! - Алан, не будь дурак, тут же примирительно замахал руками, перейдя на "ты", - Как скажешь...
- Другое дело, - кивнул довольный Слингби. - Так ты уснёшь, или я принимаю крайние меры? - любезно поинтересовался Эрик, покачивая носком ботинка. Тон был довольно дружелюбный, но Алан явственно различил нотки, предупреждающие его о том, что если он вот прямо сейчас не отдастся Спатю, великому и сладостному, из него сделают живописный блинчик.
- Усну, пожалуй... - Алан юркнул под одеяло и закрыл глаза, а через некоторое время тихо засопел, весьма убедительно притворяясь спящим.
Но Эрик не уходил. Призрака было не провести. Примирительно вздохнув, Эрик устроился поудобнее и начал негромко напевать юноше песню-колыбельную.
Э¬то действие возымело недюжинный эффект. Хамфриз сладко зевнул, свернулся калачиком и, не дослушав колыбельную, заснул.
Слингби улыбнулся, поправляя одеяло на юноше и невольно вглядываясь в лицо спящего.
Во сне Хамфриз выглядел еще более умильно, чем днем. Медово-каштановые волосы разметались по подушке, длинные пушистые ресницы то и дело подрагивали, а губы, обычно сжатые в тонкую линию, сейчас были приоткрыты и слегка растянуты в улыбке. В общем, Эрик умилялся по самое не могу.
Юноше сложно было дать больше семнадцати, и Слингби с трудом мог поверить, что Алан, который ещё и жизни-то толком не видел, умирает.
Эрик подоткнул одеяло, расправил складки на нём, укрыл торчащие розовые пяточки и, улыбнувшись, растворился в воздухе.
Проснулся Алан, по привычке, довольно рано.
Юноша надел свои любимые зайко-тапочки, закутался в халат и потопал в душ.
В ванной Алан разделся, набрал воды, налил туда пены и с наслаждением забрался в ванну сам.
Алан долгое время нежился в теплой воде. Все шло хорошо, даже слишком... как вдруг юноша почувствовал резкое похолодание в комнате.
- Грелль?..
Обернувшись, Хамфриз аж подпрыгнул, расплескав добрую половину воды. За его спиной стоял сконфуженный донельзя Эрик, переминающийся с ноги на ногу:
- Ох... Прости, не вовремя....
Алан, к собственному удивлению, смутился до ужаса. Красный, как помидор, юноша дотянулся до полотенца и замотался в него так, что были видны лишь глаза.
- А что ты т-тут делаешь?
- Стою...Я случайно зашёл, думал, никого нет, а тут ты плещешься...- пробормотал Эрик. И тут же прыснул, - Алан, не прими за оскорбление, но смущаешься ты как юная леди, право слово...
- Дурак! - от такого неловкого замечания Хамфриз покраснел еще сильнее, - Ничего не как леди!!! И вообще.... выйди!
- Как скажешь, как скажешь... Только с мылом поаккуратнее, а то наступишь и расшибёшься, - предупредил Эрик, - Кстати, что-то Грелля сегодня не видно. Плечи всё ещё болят?
- Это была угроза? - фыркнул Алан и тут же вздохнул, - Болят. Что-то Грелль в последнее время скрывает и замышляет... или же мне кажется...
- Не, это было предупреждение, ты на нём стоишь. Сядь уже от греха подальше, всё равно ты столько пены налил, что одна макушка торчит. Подробностей не знаю, но Нокс где-то лажанулся, и теперь прячется от Сатклиффа по всем углам. А тот, в свою очередь, бегает от Уилла. Или за ним, это уж, как посмотреть. Может, тебе помочь чем? По себе знаю, ощущения не из приятных. Я, конечно, не Грелль, но кое-что тоже могу...
Вот те на! Эрик что, и взаправду собирается делать ему массаж?! Хамфриз чуть не утонул от смущения, но совершенно неожиданно для себя решил, что эта идея не так уж и плоха…
- Ну.... помоги... - смущенно отозвался Алан, садясь в воду, прежде, чем успел понять, что сказал. А когда понял – залился краской до самых корней волос, - Они вообще хоть когда-нибудь ведут себя тихо и мирно? Или ты тут один вменяемый?
- Мы тут все немножко психи, правда, Сатклиффу шизофрении перепало чуть больше, чем остальным. Быть запертым на шестьдесят лет в этой старой развалине, знаешь ли, довольно сомнительное удовольствие. Вот и маемся дурью, кто во что горазд, чтобы окончательно не озвереть.
Когда руки Эрика легли не плечи юноши, Алан едва не вскрикнул от неожиданности. Ладони у бывшего солдата были куда холоднее, чем у Сатклиффа, зато прикосновения были куда осторожнее и бережнее, так что ощущения были крайне необычные. Щёки у Алана вспыхнули…
Почувствовав, как Алан вздрогнул, Слингби удивленно посмотрел на юношу:
- Ты чего? Больно или холодно?
- Нет-нет, все хорошо... Только у вас...То есть, у тебя, - поправился юноша под тяжёлым взглядом призрака, - Руки намного холоднее, чем у Грелля... Почему?
- Понятия не имею, - пожал плечами Эрик, - Мы-то вообще не чувствуем температуры...
Алан совсем разомлел, разбалованный тёплой водой и чуткими по-особенному осторожными ладонями. Удивительно, но дружеского живого тепла юноше недоставало и среди живых людей, а тут давно умершие жильцы этого дома...
- Все хорошо? - то и дело спрашивал мужчина, мягко разминая плечи Алана, получая один и тот же ответ.
- Конечно...
Вскоре массаж был закончен, и Алану, едва не задремавшему в ванной, пришлось подавить разочарованный вздох , когда Эрик убрал руки.
Хамфриз поднялся, едва Слингби отвернулся, завернулся в халат. Внезапно для самого себя юноша почувствовал резкое и сильное покалывание в сердце, отчего у Алана потемнело в глазах.
- Ты чего застыл? – Эрик повернулся к юноше, с испугом глядя на то, как тот держится за сердце, - Алан?...
- Эрик...Таблетки... - только и успел выдохнуть Алан, тяжело, будто сломавшись, оседая на холодный кафельный пол. Сердце, казалось, напрочь забыло, для чего оно существует, и теперь то заходилось пойманной птицей, грозя выломать рёбра, то едва-едва билось через раз, не позволяя толком сделать вдох.
- Я не смогу донести тебе лекарство...Не успею, - быстро пробормотал Эрик, с титаническим усилием укладывая юношу на пол и развязывая наглухо запахнутый халат. Дышал Алан через раз - мешала сильная боль в сердце.
- Так...потерпи, сейчас, - Эрик осторожно ощупал грудь юноши и, игнорируя крупную дрожь, прошившую тело Хамфриза, погрузил руку в грудную клетку, бережно касаясь слабо бьющегося сердца, - Ну же, работай...
Алан лишь тяжело и неровно дышал, не в силах подавить стоны боли. Слингби отчаянно пытался привести в норму работу сердца, осторожно и на редкость аккуратно массируя неритмично бьющийся орган.
- Ну-ка, помоги мне, я один не справлюсь. Поднимайся с пола...Так, не спеши, потихоньку... - Эрик перебросил руку юноши через плечо, продолжая стимулировать работу сердца, - Пошли, я поддерживаю, ничего не бойся, всё будет хорошо...Сейчас...
Они едва-едва смогли подняться в комнату, где юноша, наконец, принял таблетки и без сознания рухнул на пол.
Эрик, убедившись, что юноша хотя бы может дышать, рванулся к телефону и набрал девять – один- один. А потом едва сумел вспомнить адрес, по которому должна была приехать машина скорой помощи.
К счастью, вскоре доктор уже был в их доме.
После осмотра врача Слингби то и дело вертелся вокруг пришедшего в себя юноши, спрашивая о его самочувствии. Прогноз врача был далеко не утешительным - лекарства помогали очень слабо, даже с ними не удалось добиться улучшения состояния Хамфриза.
- Алан, ты как? В норме? - участливо поинтересовался призрак, поправляя одеяло юноши.
- Да, мне получше... Эрик, я даже не знаю, как мне тебя отблагодарить... Ты спас мне жизнь...
- Ты слышал, что тебе врач сказал? Как ты не понимаешь, что этими пилюлями и порошочками тебе уже не обойтись? Тебе операция нужна, дуралей. Моих сил ненадолго хватит, да и не от меня это зависит.
Алан только устало прикрыл глаза. Говорить об этом юноше смерть, как не хотелось. Но, как ему не тяжело было это признавать, Слингби прав. Ему нужна эта операция.
- Эрик, мне страшно... очень страшно идти на операцию! - выдохнул юноша, - Тебе не понять...
- Ах, не понять? - нахмурился Слингби, - Алан, поверь мне, я знаю, каково это - потерять жизнь! И я не хочу, чтобы ты умер, я хочу, чтобы у тебя была счастливая долгая жизнь, черт возьми! Ты мне, покойнику говоришь о смерти? Да я, чёрт побери, неделю подыхал в этой самой комнате! Эта грёбаная война забрала у меня всё, понимаешь? А тебе ещё жить да жить, а ты даже от шансов отказываешься! Ну станешь ты ещё одним неупокоенным духом в этой развалюхе, и что дальше? Пауков да крыс гонять будешь? Или как Нокс таращиться на девок из соседнего дома?
Хамфриз заметно поник и опустил голову ниже.
- Извини, - тихо сказал юноша, - Я соглашусь на операцию…Только если где и умирать, то лучше дома, чем в больнице, на операционном столе. К слову о неупокоенности… меня здесь ничего не держит. Не думаю, что у меня есть шансы задержаться тут в случае смерти…
- А если выживешь? Что тогда? Вселенская трагедия? - насмешливо хмыкнул Эрик, прищурившись, - Будешь думать "Ай-ай-ай, как же так, я ведь планировал согласиться на операцию, а потом взять - и умереть, а получилось наоборот. Что же делать?! Я ведь не строил планов дальше!"
- Прекрати так говорить! – неожиданно вспыхнул Хамфриз, - Я не хочу слышать такие слова от тебя… И вообще, я говорил не об этом. Чем ты слушаешь?
- А что ты хочешь от меня слышать? - неожиданно серьёзно заявил Эрик, глядя на юношу поверх очков, - Подтверждение твоим пессимистичным мыслям? А вот фиг тебе! Не хочу и не буду эти глупые бредни подтверждать! Может, ты до ста лет доживёшь, если согласишься на эту операцию! Чего ты вообще расклеился?
- А вот возьму – и доживу. Всем назло, - юноша смешно надул щеки глядя в глаза мужчине, и отчего-то у того до боли сжалось сердце, - И поселюсь тут навсегда. И умру в сто лет. Вот.
- Вот так и сделай, - фыркнул призрак, зачем-то протирая очки краем пиджака, в котором Эрика и похоронили, - И только подумай выкинуть какую-нибудь глупость, как Сатклифф или Нокс, а то так задницу надеру, что потом сидеть не сможешь, усёк? Ладно, бывай, тебе отдохнуть надо, а я к утру явлюсь. Спи, совёнок, - улыбнулся Слингби, и, отсалютировав юноше, растворился в воздухе. Сравнение вертелось на языке уже который день, и сегодня Эрик наконец-то отвёл душу, понаблюдав за смущённым и немного сердитым Хамфризом.
- С-совёнок? - ошарашено выдал Алан, глядя прямо перед собой, - Какой совёнок? И ничего я не совёнок! Вот! - рассерженно крикнул Хамфриз вслед призраку и нахохлился. Как настоящая сова-сплюшка.
А Эрику только и оставалось, что тяжко, со стоном выдохнуть и прижать ладонь к груди, слева, где когда-то билось сердце. Враньё, всё враньё, только ложную пустую надежду мальчишке дал. Только почему ему, повидавшему виды солдату, хочется верить в то, что Алан выберется?
***
Хамфриз лежал на своей кровати, бездумно уставившись в потолок. В последнее время он стал редко выходить из комнаты, все сильнее и сильнее замыкаясь в себе. Но все чаще его мысли занимал Эрик, о нем он думал едва ли не каждую минуту, и юноша не мог взять в толк - почему?
Была ли у этого странного лохматого, забавного и удивительно располагающего к себе солдата семья? Что с ними сталось? Что держит Эрика в этом доме? И почему Слингби так заботится о нём? Да и сам юноша уже успел привязаться к призраку, который уже успел стать его самым близким другом.
Мужчина не позволял Алану тонуть в вязкой, словно трясина, депрессии, развлекал разговорами, изредка советовал, что юноша может сделать, чтобы избежать приступа, помогал расслабиться, когда в груди ледяной скользкой змеёй сворачивался страх, а однажды даже попытался почитать сказку на ночь, словно маленькому ребёнку, напуганному шкафными монстрами. Бывало, что Слингби часами просиживал возле юноши, помогая тому справиться со всеми трудностями. Остальные призраки, конечно, насчет здоровья Хамфриза мало что знали. А может, и знали, но виду не подавали. Только у Алана кроме Эрика не было никого ближе.
Алан доверял Эрику. Безоговорочно доверял. Сперва опасался, недоверчиво закрывал душу, молчал, утаивал. А потом, когда сил совсем не осталось, решил, что это бесполезно. Да и не к чему.
Этой ночью Хамфриз проснулся от собственного крика. Алан сел на кровати, переводя дыхание; он даже не успел заметить, в какой момент Эрик очутился около него.
- Успокойся, Алан, все нормально. Это был лишь сон, - прохладная рука призрака невесомо коснулась взмокшего лба юноши, принося легкое облегчение. Тело Хамфриза пробирала крупная дрожь.
- Эрик... - не отдавая себе отчёта в том, что он делает, Алан крепко обнял Эрика. Странно, но руки юноши не прошли сквозь полупрозрачное тело, будто Слингби на мгновение обрёл материальное тело.
Сказать, что бывший солдат был удивлён - ничего не сказать. Недоверчивый скрытный юноша искал и просил у него защиты от кошмаров, и Эрик не мог отказать ему в этом.
- Эрик...Эрик, пожалуйста, не уходи, хорошо? Я не смогу справиться с этим один...
- Ни за что, - очень тихо прошептал Слингби, поудобнее устраивая Алана на своем плече, - Я буду рядом. И защищу тебя от кошмаров. Все будет хорошо...
Эрик и сам рад бы поверить в это, да только знает, что ничего не выйдет.
Юноша так и засыпает, прижавшись к Слингби, мужчине едва удаётся отцепить его и уложить обратно в постель. Ладони у юноши белые, обожжённые холодом, и наутро, наверное, их придётся перевязывать. Только тонкие губы тронула слабая улыбка.

Эрик просидел возле спящего юноши до утра. Хамфриз сонно разлепил веки, потянулся всем телом и посмотрел на призрака.
- Доброе утро, - немного смущенно улыбнулся Алан.
- Доброе. Как самочувствие? – с улыбкой поинтересовался Слингби, невесомо касаясь ладонью макушки юноши.
- Кажется, нормально… Эрик, я… - щеки Алана вдруг резко покраснели, что немало удивило мужчину.
Не закончив предложение, Хамфриз придвинулся поближе и робко уткнулся лбом в ледяное плечо:
- Я тебя люблю… - одними губами прошептал Алан, готовый сгореть от стыда за своё поведение.
- Ты меня...Что? - ошалело переспросил призрак, чувствуя, как в груди становится теплее.
-Ну...Ты мне нравишься, - смущённо пробормотал Алан, - Просто...У меня никогда никого ближе не было. И, наверное, не будет... Ты прости, пожалуйста, я сейчас, наверное, такую околесицу несу...
Эрик неожиданно захихикал, глядя на Алана.
- А я-то думал, что я чокнулся... Алан, ты хороший человек. Очень. И я никогда не был так рад трем простым словам... я тебя тоже люблю. Но не поторопился ли ты с выводами, малыш? В конце-концов, мои кости уж давно травой проросли, а тебе ещё жить и жить. Понимаешь? Вон, опять ладони белые, я ведь тепла дать не могу...
- Это совсем не страшно... Ты ведь моё сердце в руках держал. Прямо и косвенно. А ладони - это ерунда. Пройдёт... - Алан зарделся, - Глупости я, наверное, говорю... Но это правда!
Слингби тяжело вздохнул, глядя на Алана:
- Я уверен, это ни к чему хорошему не приведет. Боюсь, мы с тобой об этом еще пожалеем...
- Я не знаю, Эрик. Правда, я ничего не знаю. Просто говорю, как есть. Ты прости, если обидел...
- Ну чего, чего ты постоянно извиняешься?! Ты чертовски привлекателен, я чертовски привлекателен, а с моим нынешним состоянием, да и с твоим тоже как-нибудь разберёмся. Лады?
- Лады, - ответил мгновенно просиявший Алан. На душе сразу же стало гораздо легче.
- Вот и славно. А теперь топай завтракать.
Алан с удовольствием уплетал яичницу с беконом, хотя в последнее время мучился отсутствием аппетита. Юноше снова хотелось жить и цепляться за малейший шанс. А всё потому, что теперь Хамфриз твёрдо знал: он кому-то нужен.
Все призраки, обитавшие в доме, не могли не заметить, как Слингби стал вдруг очень улыбчивым и разговорчивым. Сатклифф то и дело допрашивал мужчину, хотя тот ничего особенного не говорил.
Что до Алана - тот так и вовсе, казалось, расцвёл. Стал менее замкнутым, начал выходить из комнаты, тонкие губы всё чаще изгибались в улыбке. Только вот сердце подводило его гораздо сильнее, и поэтому юноша всё же решился на операцию.
А Слингби молился за него. Как умел, но надеялся, что услышат.
***
Этим вечером Хамфризу совсем не спалось. Юноша вот уже второй час ворочался с боку на бок в попытках заснуть, однако сон никак не шел. Всего несколько часов назад Алан узнал, на какой день запланирована операция. Дней оставалось всего ничего, и от одной мысли, что ему придется лечь на операционной стол, юноше становилось очень дурно.
- Что, не спится? – очень тихо раздалось над ухом Хамфриза. Алан повернул голову и увидел Эрика.
- Нет. Я тебе не говорил ещё… Операция будет через три дня.
Слингби, стараясь не думать о плохом, уселся возле юноши и поправил на нем одеяло.
- Не бойся, все будет хорошо. Я буду рядом…
- Я уже совсем не боюсь, Эрик, - немного неуверенно произнёс Алан, - Вот, допустим, умру я на операционном столе... И тогда мы с тобой сможем подольше быть вместе...И даже за руки будем держаться...
Эрик ведь старался прикасаться к нему как можно реже, ведь теперь каждое прикосновение оставалось на фарфорово-бледной коже белым рубцом. Алан же терпел, словно не замечая этого. Он чувствовал только исходящее от солдата тепло.
- Боже, Алан, только не надо думать, что смерть будет к лучшему, - вздохнул Слингби.
- Но ведь ничего плохого не случиться... Я просто перестану дышать, - со странным спокойствием продолжил Хамфриз, - А потом останусь здесь, с тобой. Вместе ведь легче непокой терпеть, правда?
- Алан, прекрати! – устало вздохнул Эрик, - Поверь мне, если так произойдет, ты будешь жалеть… даже если ты будешь со мной, - Слингби совершенно не понимал, почему он заставляет хвататься юношу за последнюю надежду, зная, что она ложна.
- Знаешь, Эрик... У меня ведь нет никого. Меня здесь ничто не держит. Лучше я останусь с тобой, да и вряд ли я смогу пожалеть об этом, - Хамфриз осторожно коснулся руки призрака. Пусть тонкие пальцы проходили её насквозь, белея от холода, Алан знал - Слингби чувствует.
- Ты ж заледенеешь… - Эрик убрал свои руки и отодвинулся от юноши, - Не надо, Алан…
Хамфриз немного расстроенно глядел на призрака, все же пододвигаясь ближе.
- Мне тепло, Эрик, а на остальное я плевать хотел. Мне с тобой тепло, понимаешь?
- По-моему, ты просто мазохист, - вздохнул Эрик; надеясь, что через одежду Алан не почувствует боли, он обнял его.
Алан потянулся к простой чистой ласке всем своим существом.
- Вот же упрямец... - Эрик осторожно чмокнул юношу в кончик носа, отчего тот поморщился и громко чихнул. Что поделаешь, запах табака юноша совершенно не выносил.
- Будь здоров, - Эрик невесомо потерся носом о шею юноши.
Хамфриз доверчиво, будто ребёнок, жался к ледяному полупрозрачному телу призрака, не боясь ни замёрзнуть, ни обжечься холодом, И Эрику казалось, будто в сердце, давно позабывшем, как биться, что-то тает и ломается.
Эрик обнял юношу за талию, прижимая к себе покрепче, и ненавязчиво поцеловал того в шею, отчего юноша неловко покраснел. Алан вздрогнул от холода, но не оттолкнул. Хамфризу и самому было неловко это признавать, но ему это... нравилось. Слингби, заметив стеснение юноши, успокаивающе и нежно поцеловал его в губы.
- Эй, расслабься... Меня стесняться не надо.
- Но... - Хамфриз покраснел пуще прежнего. Шутка ли, юношу впервые ласкали настолько открыто... и искренне.
- Никаких «но». А то перестану… - шутливо пригрозил ему мужчина, - Ты ведь хочешь продолжения? - Слингби погладил юношу по щеке, едва касаясь нежной бледной кожи. Хамфриз едва заметно кивнул, глядя на солдата из-под густых чёрных ресниц.
- Я тебя люблю, - Эрик вновь поцеловал шею юноши, медленно переходя к ключицам, отчего Хамфриз смутился до кончиков ушей. - Не бойся, не съем, я же не страшный вампир, а всего-навсего обаятельное нахальное привиденьице, - хмыкнул Эрик, с удовольствием слушая, как Алан смущённо хихикает.
- Я тоже люблю тебя, - Алан, стараясь перебороть стеснение, поцеловал Эрика.
Поцелуй получился до ужаса робким и неуверенным, и вообще пришёлся в щёку, но для Слингби он был дороже всех сокровищ мира.
Мужчина мягко погладил юношу по груди, продолжая целовать. Медленно, осторожно, ласково, молчаливо спрашивая разрешения на каждый поцелуй, на каждое прикосновение, чтобы, не дай Бог, не напугать и не обидеть. Хамфриз с лаской и удивительной робостью отвечал на каждое прикосновение, стараясь раскрыться перед призраком.
Дрожа всем телом то ли от холода, то ли от волнения, Алан, к великому удивлению Эрика, сам расстегнул первую пуговицу на рубашке непослушными тонкими пальцами.
- Котенок, а ты уверен? – немного неуверенно спросил мужчина, покрывая поцелуями лицо юноши.
- Уверен… - кивнул Алан.
- Тогда я, пожалуй, начну... - Эрик аккуратно раскрыл полы рубашки.
Алан избегал смотреть на любимого, постоянно краснея и отводя взгляд.
Эрику безумно нравилось то, как Алан смущался. Слингби медленно спустил рубашку с узких плеч.
Мужчина мягко поцеловал Алана в ямочку между ключицами и спустился с поцелуями чуть ниже, осторожно касаясь ладонью груди. Однако едва он прикоснулся к коже, Алан негромко зашипел от боли.
На груди Хамфриза остался белый след от ладони Эрика.
- Боже, прости... - призрак мгновенно отстранился от Алана, - Надо же, я даже позабыл, что я не жив...
Алан, немного грустно улыбнувшись, потёр обожжённое плечо.
- Ты извини, правда… - виновато произнес Эрик, - Нам лучше оставить эту идею.
- Боюсь, что да, - вздохнул Алан.
- Очень болит?
- Я не чувствую, - улыбнулся Алан, - Просто онемело, скоро пройдёт...¬¬
- Это была очень, очень плохая идея…
- А мне с тобой тепло. Жаль, что мы не можем в полной мере почувствовать прикосновения друг друга... Прости, Эрик... Но я хочу остаться с тобой.
- Нет, - помотал головой мужчина, - Так нельзя. Ты пойдешь на эту операцию.
Алан только тяжело вздохнул, поправляя распахнутую рубашку. Ну как, как объяснить Эрику, что ему куда легче не верить, чем глотать горькое зелье надежды. А умирать...умирать Алану было не так уж страшно...
***
Хамфриз щурился на яркий свет, лёжа на операционном столе. Заканчивались последние приготовления к операции, юношу то и дело пытались приободрить доктора, но Алан и не думал волноваться. Юноша свободно и легко вздохнул, прикрывая глаза. Врачи сделали ему укол, и теперь юноше оставалось лишь ждать момента, когда тот отключится.
Смежать свинцовые веки Алану ужасно не хотелось, посему шатен то и дело моргал, всеми силами цепляясь за ускользающую реальность. Но бороться с наркозом крайне бессмысленное и бесполезное занятие, и уже через несколько мгновений Хамфриз был без сознания.
Юноша распахивает глаза, делает первый глубокий вдох, выныривая из вязкого, будто зыбучий песок, забытья, и чувствует под ладонью шершавый холодный камень. Отчего-то его не удивляет ни пустая комната с обшарпанными стенами, ни то, как он здесь оказался. Пугают Алана только оглушительно громкие, словно звон набатного колокола, удары, от которых содрогается весь пустой заросший паутиной дом.
Хамфриз делает первые шаги в столь странном помещении. Вокруг очень темно, хоть глаз выколи, поэтому юноше приходится передвигаться едва ли не наощупь.
Гулкие размеренные удары становятся чаще и быстрее, и юноше хочется зажать уши. Страшно слушать, как умирает собственное сердце.
Алан бродит так долгое время, пытаясь отвлечься от страшного звука. Он уже почти смирился с мыслью о своей смерти, но желание выбраться из этого странного места было велико. Хотелось забиться в угол и разреветься. Легко и надрывно, как маленький ребёнок. А наплакавшись - заснуть, так и не услышав, как остановиться сердце. И больше не проснуться.
Отзвучали последние слабые удары и пронзительно запищали приборы. Гнилые доски под ногами юноши с треском проваливались... Ег пытались вернуть.
Первый искусственный раскат сердца оказался на удивление болезненным.
Хамфриз¬ открыл глаза, с отрешенным выражением лица наблюдая, как его собственное тело, лежащее на операционном столе, пытаются реанимировать врачи. Алану было очень странно видеть себя со стороны, он то и дело хотел отвести взгляд от этого ужаса, но все равно продолжал наблюдать за происходящим.
- Ведь сердце не запустят, правильно? - в лоб спросил юноша у Эрика, ничуть не удивившись тому, что тот пришёл в операционную.
Слингби, чуть помедлив кивнул, и уже разомкнул белые губы, собираясь что-то сказать, но только тяжело вздохнул и опустился на пол рядом с Аланом. Не этого он хотел. И спасти он его тоже не сможет. Только остаться с ним до конца.
- Странно...А умирать, оказывается, совсем не больно, - улыбнулся Хамфриз, будто и не заметив ничего, - Только дальше идти немного боязно.
Эрик, прищурившись, смотрел на яркий свет, бивший из-под двери операционной. Им наконец-то дали право на покой. Жаль только, что Алан пойдёт туда вместе с ними…
- Теперь мы даже за руки взяться можем, - хмыкнул Алан, вытирая набежавшие слёзы и вкладывая свою ладонь в руку Слингби, - Знаешь, Эрик, я, быть может, покажусь тебе ужасным трусом, но я боюсь уходить...А там, наверное, красиво. Было бы здорово, если...
- Я тебя провожу, - улыбнулся Слингби, - И Спирс. И даже Нокс с Греллем. До самого края пройдём…
- Да?
Алан удивлённо оглядывается вокруг. Да, все они тут. Рональд растерянно смотрит по сторонам, неловко улыбаясь, а Грель и Уилл – вот диво! держат друг друга за руки...
- Пошли, Алан, нам уже пора, - Эрик приобнял юношу за плечи, поднимаясь вместе с ним с пола. Потом Хамфризу разрешат попрощаться с тем, кто был ему дорог… У самого Слингби уже давным-давно никого нет. Кроме Алана.
Хамфриз медленно ступает по холодному полу, отчаянно цепляясь за теперь уже тёплую руку Эрика, как утопающий за соломинку. И оглядывается назад у самых дверей…
А потом просыпается и рывком садится на постели, шумно дыша и испуганно озираясь по сторонам.
Рядом, крепко обняв Алана за талию, спит Слингби, по самую макушку закутавшийся в одеяло, в надежде спрятаться от раздражающего света. Живой. Тёплый. И невыносимо родной.
По комнате уже вовсю скользят ласковые солнечные лучи, приглушенные шторами, за стеной уже успели повздорить и помириться Уильям и Грелль, этажом выше чертыхается и гремит посудой Рональд Нокс, пытаясь приготовить себе нехитрый завтрак…
Хамфриз с улыбкой откидывается на подушку, касаясь уже успевшего зажить послеоперационного шрама на груди. До чего же странным может быть сон!
Хотя...его и вправду провели до самого конца, только уйти не позволили. Да Алану и не хотелось - ему есть, ради кого жить.
А двери к своему Раю на земле он уже открыл.

@темы: Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

Искупление

[elvishwolf]

Название: Искупление.
Автор: elvishwolf
Бета: -Shiniko-
Жанр: ангст, дарк.
Рейтинг: R
Предупреждения: возможен ООС.
Дисклеймер: не моё.
Саммари: Эрику удаётся собрать для Алана души и исцелить его, но цена, которой придётся расплачиваться за свои грехи, слишком высока.
Размещение: с указанием авторства.
От автора:
Автору стыдно. Очень стыдно, ибо автор разучился писать от слова «совсем».
*ставит корзину*


- Ал, ты только успокойся…Смерти ради, успокойся, всё будет в норме… - Рональд пытается улыбнуться другу белыми, как мел, губами, хоть его и колотит так, что очки, кажется, готовы слететь на пол, - Всё будет хорошо.
Алан до боли стискивает ладонь Нокса тонкими пальцами и часто-часто дышит. Каждый вдох-выдох – как по тёрке, а в глазах такой ужас и растерянность, что Рональд только и может, что крепко сжать истончившуюся за эти две недели ладонь.
Нокс тогда даже не понял, как всё произошло. Да этого никто не успел понять Просто вечером, две недели назад, Уильям Т. Спирс, белый, как полотно, влетел в лазарет, держа на руках полумёртвого Хамфриза. Тот бился в страшной лихорадке, а на бледной, едва ли не прозрачной, коже, как на холсте, будто руками безумных художников, вырисовывались сочащиеся тёмной кровью диковинные побеги, усеянные острыми шипами. Болезнь цеплялась за свою жертву, до дна выпивала силы, калёным железом выжигала кровь, мучила и без того истерзанное сердце, но отступала, гонимая светом тысячи душ, которые кто-то, нисколько не задумавшись, отдал за всего одну. И этот «кто-то», чьё имя в жару и бреду выкрикивал юноша, сейчас молился за него, как умел, и не вспоминая о ледяной стали Косы у горла.
В то время как Рональд и Грелль по очереди дежурили у постели юноши, не успевая менять повязки, Уилл разрывался между лазаретом, кабинетами Высшего руководства и маленькой неказистой лавкой в одном из переулков Лондона. Гробовщик не отказал в помощи. Даже о плате забыл. До смеха ли тут…

И, казалось бы, дела пошли на поправку. Алан впервые за пять суток пришёл в себя – Шипы, наконец, оставили его тело и душу, да и Высшие всё внимательнее прислушивались к словам двух жнецов и их просьбе об отмене казни…
А когда объявили приговор, у Спирса в глазах потемнело.
Месть невинно загубленных душ. Бесконечные страдания и муки, пока те, кого Эрик лишил жизни, не насытятся кровью и болью своего убийцы.
Казнить было бы милосерднее.
Стоя у постели измученного, ослабевшего Алана, Спирс впервые за всю свою жизнь растерялся. А потом заговорил охрипшим голосом, обдирая горло тяжёлыми горькими словами.
Хамфриз ни слова не произнёс. Только в глазах появилось такое отчаяние и боль, что, казалось, этими чувствами пропитался воздух.
- Мистер Хамфриз, - Уильям опустился на краешек кровати, - Я не могу сказать, что поддерживаю мистера Слингби в его затее. Но такого я и лютому врагу не пожелаю.
Тонкие пальцы на мгновение впились в запястье Уильяма, но почти мгновенно отпустили. Дыхание у юноши сбилось, Алан часто моргал и до крови кусал губы, и Спирс решил, что дальнейшее ему видеть не стоит.
Горький сдавленный плач слышал только Грелль.
***
Алан вздрагивает, почувствовав прикосновение мертвенно-бледной длиннопалой ладони Гробовщика. Ледяные пальцы, увенчанные длинными ногтями, крепко стискивают его плечо:
- Держись, мальчик мой… - едва слышным шёпотом произносит Легендарный. Седовласый жнец хочет сказать что-то ещё, но круто разворачивается к яркому свету вспыхнувшего за его спиной телепорта и шумно выдыхает, прикрывая глаза.
Тяжёлую, давящую на виски тишину, нарушает звон стекла, и Уильям чувствует, как в ладонь впиваются тонкие длинные пальцы Сатклиффа.
Жёлто-зелёные глаза не скрыты за линзами очков. Жнец едва может видеть лицо Спирса, да только для того, чтобы смотреть в душу, не нужно иметь соколиное зрение.
Грелль часто и шумно дышит, без конца вытирая рукавом рубашки застилающие глаза слёзы и бегущую по подбородку кровь, губы, израненные острыми зубами, открыты в невысказанном вопросе, ответа на который он жаждет больше всего на свете. Хоть он теперь и бесполезен.
- Уильям… - голос тихий и сдавленный, тонкие, белые от напряжения пальцы намертво впились в запястье мужчины, - Неужели…ничего нельзя?
Никогда прежде Уильям не видел его таким. Прирождённая актриса, бывало, такие спектакли закатывал, что у иных сердце на части рвалось. Пламя. Алое, безумное, яркое, пронзительное… Его ли Грелль сейчас перед ним?
Бледный, с чернотой под глазами, покрасневшими от слёз, в заляпанной бурыми пятнами рубашке… Сатклифф никогда никому не позволял видеть его таким.
А теперь будто себя забыл. Как свечка – вот-вот угаснет, из последних сил своим огнём сломленную душу греет.
Никакого таланта не хватит. Раскрылся. С кожей маску сорвал….
- Неужели…нельзя? – тихо повторяет Грелль, не ослабляя хватки.
- Мистер Сат….- Спирс осекается на полуслове, понимая, что едва ли сможет сейчас обратиться к Алой смерти официально, - Грелль… Мы сделали всё, что могли.
И Сатклифф отпускает его руку, утирая последние слёзы. Остальное он скажет потом.
Алан рухнул на колени, уткнувшись лицом в ледяные ладони. Очки отброшены в сторону – юноша не то, что ослепнуть – умереть был бы рад, лишь бы не было этого жуткого зрелища.
Лучше бы Шипы Смерти свели его в могилу….
Разум отказывался верить глазам, и только сердце, обливаясь кровью и разрываясь на части, тянулось к измученному, так непохожему на Эрика человеку.
Он страшно истощён, окровавленные лохмотья, когда-то бывшие одеждой, мешком висят на сгорбленном, страшно худом теле. Тонкая серая кожа, под которой отчётливо просматривались сетки сосудов, напоминала пергаментную бумагу, готовую разорваться от любого неосторожного прикосновения. На бывшем жнеце нет ни единого живого места: всё тело покрыто бордово-чёрными пятнами синяков, многочисленными рваными ранами, неровные края которых будто беспрестанно разрывали, терзая обнажившуюся, сочащуюся кровью плоть и не позволяя закрыться, и страшными, гноящимися полузажившими багровыми рубцами. Ногти сорваны, запястья и ладони стёрты до живого мяса, а шея покрыта коркой запёкшейся крови, бежавшей из глубоких порезов, которые складываются в чудовищный неясный узор.
Эрик без конца лижет кончиком языка крошечные воспалённые точки-ранки по краям губ, оставленные ржавой иглой и суровой нитью. Души, которым он не оставил выбора, тоже лишили его права голоса. Крепкие стежки снимал Гробовщик.
По ввалившимся щекам катятся густые тёмно-красные капли, бегущие из-под плотных, уже напитавшихся алой кровью повязок, которыми закрыты глаза Эрика...
И вдруг Алан понимает, что лучистого смеющегося взгляда он уже никогда не увидит.
За вымокшими бинтами лишь пустые кровавые провалы глазниц. Бывший жнец лишён права называться Ангелом Смерти… Он вообще лишён права жить.
Высока же цена, ничего не скажешь…
Юноша крепко вцепляется в длинные пальцы Гробовщика. Хамфриз всем своим существом чувствует, что его мир сейчас распадётся на части, разобьётся вдребезги, в клочья изорвав сердце и душу бритвенно острыми осколками.
- Алан, мальчик мой, держись, - повторяет Легендарный, несильно сжимая тонкие, как ивовые прутики, пальцы, - Тяжело будет, больно. Не тот это Эрик, каким ты его знал, ему не только тело искалечили, у него разум забрали. Ни памяти, ни эмоций, одну только муку да страх оставили…
Гробовщик и рад бы не говорить этих слов, но юноша должен знать.
Алан был прав: мир, к которому Хамфриз так привык, раскалывается, оглушая его ничем не измеримым горем.
- Мистер Хамфриз, ваш… бывший напарник останется в лазарете… - стандартное правило, которое Уильям вынужден сообщить. Но он знает, что соблюдать его никто не собирается.
Когда юноша вырывается из цепких пальцев, бескровные губы Легендарного жнеца слегка ломаются в слабом подобии улыбки.
Рванулся, прижался, руками обвил, вслушиваясь в хриплое свистящее дыхание. По щекам бегут ручьи злых бессильных слёз, губы сжаты в тонкую линию, дышит Алан часто и тяжело, а взгляд такой отчаянный, будто он собирался в одиночку на свору демонов напасть:
- Нет. Это из-за меня он сейчас… - Хамфриз задыхается, почти рычит раненым зверем, и, когда голос пропадает совсем, осторожно берёт Слингби за руку и едва слышным шёпотом, одними губами произносит:
- Я останусь с ним. Мы до конца пройдём. Вместе.
Слингби, дотоле ни на что не реагирующий, приподнимает голову, сквозь пелену боли не услышав – почувствовав такой привычный и родной тихий голос.
Спирс только и может, что молча кивнуть и помочь жнецам, решившим напополам разделить проклятие, переместиться в квартиру Алана.
Грелль беззвучно плачет, вытирая слёзы ребром ладони. Рональд трясущимися руками достаёт сигареты.
И только Гробовщик продолжает улыбаться, зная, что Алан Хамфриз, подобно титану, на хрупких с виду плечах способен нести целый земной ад, до самого конца веря, что однажды тяжкая ноша всё-таки станет Раем.

***
Сигаретный дым плотной завесой окутывает юношу, который уже долгое время сидит в ванне, полной остывшей воды, не обращая внимания на липкий, вязкий, будто болотная тина, холод. Острые плечи дрожат, вздохи судорожные и рваные, но усталые, покрасневшие глаза с залёгшими вокруг них глубокими тенями, выдающими бессонные ночи, остаются сухими.
Слёз у Хамфриза больше не осталось.
Тонкие запястья юноши перетянуты лентами бинтов, а в холодной воде расцвели кровавые цветы, окрашивающие её в розоватый оттенок.
Нет, он не пытался покончить с собой. Да жнец и не мог так умереть, даже если бы захотел. Алан всего лишь пытался освободить боль и отчаяние, сжимающие его сердце обжигающе ледяными кольцами.
В первые дни у Хамфриза перед глазами стояло сплошное красное марево. Комната, простыни, повязки, его собственные руки – всё было залито кровью. Алан ни на секунду не отходил от Эрика, напрочь забыв о себе.
Когда юноша обмыл искалеченное тело, то не смог устоять на ногах, увидев, чем наградили Слингби невинно убитые. Неясный узор, вырезанный на горле бывшего жнеца, оказался жуткой татуировкой: расплывшемся в безумном оскале черепом, заключённым в кольцо из переплетённых цепей и шипов. Клеймо, которым души отметили падшего…
Каждое прикосновение, даже самое невесомое, для Эрика истинная пытка, выдирающая из надорванного криком горла новые хриплые стоны, тело будто превратилось в сплошной оголённый нерв. Ни одно обезболивающее не действовало, Хамфриз только и мог, что умолять его вытерпеть нечеловеческие страдания.
Двое суток подряд Алан сшивал рваные края ран, обрабатывал их, перевязывал, вымывал из пустых провалов глазниц вязкую горячую кровь. И только когда был закреплён последний бинт, сознание милосердно покинуло обоих жнецов.
Каждый день превращался для них в изощрённую пытку. Алан всеми силами пытался облегчить страдания того, кто принёс себя в жертву ради него. День за днём юноша лечил раны Эрика, пытался уговорить его хоть немного поесть, оставался рядом, когда Слингби мучили кошмары, долго говорил, рассказывал о чём-то, лелея слабую надежду на то, что услышит. Что узнает, всё будет так, как было прежде.
А по ночам Хамфриза душили слёзы. Боль и горе хлестали через край, Алан плакал в голос, заходясь в исступлённых рыданиях, надрывался криком до тех пор, пока силы не покидали его…
Юноша делает глубокий вдох и поднимается из воды, гася сигарету о ладонь. По щекам катятся последние слёзы, которые не приносили облегчения, но обжигали не хуже кислоты.
Глаза – насухо, сердце – кирпичной кладкой. Плакать теперь ни к чему.
***
- Эрик, а знаешь, на улице сейчас снег идёт, - Алан неспешно перебирает тёмные с проседью волосы, влажные от пота, поправляет узел широкой чёрной ленты, гладит по запавшим изжелта-серым щекам, - Все улицы замело, сугробы по колено. А ночью так красиво… - Хамфризу кажется, что хриплое, натуженное дыхание становится тише, будто Слингби прислушивается к его словам, - В парке особенно. Если хочешь, мы сходим с тобой туда… Вот только немного потеплеет – и сходим, обещаю! – Хамфриз крепко-крепко стискивает длинные костлявые пальцы, отчаянно надеясь на что-то. На что – он уже и сам не знает. Слабый огонёк, которым Алан силится обогреть и себя, и того, кто отдал свою душу и тело во имя его исцеления, вот-вот погаснет.
Силы бы им обоим. Хоть немного.
Хамфриз устало выдыхает, вслушиваясь в давящую на виски тишину, легко касается губами кожи, покрытой горячечной испариной:
- К нам, кажется, кто-то пришёл. Хочешь, вместе встретим?
В ответ лишь сдавленный стон.
Почему-то из года в год, именно в Рождество, Алану больше всего кажется, что вот-вот всё встанет на свои места. Что это только страшный сон, что он вот-вот откроет глаза, проснётся, и всё будет так, как было прежде. С рук юноши не сходят синяки и шрамы – щипает и режет, вдруг он всё-таки сможет очнуться?
Но кошмар и не думает заканчиваться.
Эрик засыпает, вымотанный тупой ноющей болью, и лишь тогда Алан идёт открывать. Гость продолжает настойчиво трезвонить в дверь, и Хамфриз уже догадывается, кто это.
Сатклифф переступает с ноги на ногу, греет дыханием озябшие ладони. И Алан вымученно, устало, но искренне улыбается, приглашая его в дом.
Грелль приходит чаще остальных. Такой же шумный, яркий и взбалмошный, только в лисьих глазах туманом осела глухая тоска.
Сатклифф уже пятьдесят лет подряд всеми правдами и неправдами не позволял Хамфризу захлебнуться в их одном на двоих отчаянии и окончательно сойти с ума. Врывался огненным смерчем, тормошил, наизнанку свою душу выворачивал, до хрипоты без слов просил, лишь бы только увидеть, как с бледных губ, тронутых вымученной улыбкой, срывается тихое «Верю».
С каждым годом улыбка всё незаметнее, а в голосе Алана всё меньше уверенности. Зато в каштановых волосах уже первое серебро, а в ясных глазах уже ничего, кроме усталости.
Ещё совсем недавно предрождественская суета возвращала Хамфриза к жизни. Шинигами украшал дом, звал гостей, пытался достучаться до безразличной ко всему тени, которой стал живущий в своём собственном мире, сотканном из гнева, боли, страха и отчаяния, Эрик. Алан подробно описывал ему каждую ёлочную игрушку, вкладывал их в истончившиеся, словно укутанные в саван шрамов, ладони, без умолку, до хрипоты рассказывал ему о празднике, всеми силами стараясь вырвать бывшего жнеца из сетей вязкой болезненной темноты и безумия. Из года в год одно и то же. И ни малейшего изменения. Прежнего Эрика, такого, каким Алан увидел его, впервые переступив порог Департамента, уже нет. И не будет.
Сатклифф оглядывает маленькую гостиную. Здесь по-прежнему уютно, но нет ни малейшего намёка на приближение праздника. Неужели….
Горячий шоколад мгновенно становится безвкусным, лишь неприятно обжигает рот. Сатклифф молча отставляет в сторону чашку и удивлённо, почти обижено смотрит на Алана.
В лице у Хамфриза ни кровинки, на губах чуть виноватая улыбка, чашка в тонких пальцах слегка подрагивает. А в когда-то светлых, теперь уже до дна выжженных горем зелёных омутах горьким пеплом рассыпается всё, во что Алан верил.
- Я не хочу отмечать Рождество, Грелль, - юноша всё так же грустно улыбается, - Чудеса для тех, кто в них верит, правильно? А я…я больше не могу…. – бескровные обветренные губы сжимаются в тонкую линию, - Я устал, Грелль.
Это невозможно понять до конца. Невозможно поставить себя на место того, кому подарили жизнь, в обмен оставив от сердца кровоточащий обрубок. А красноволосому жнецу это удаётся, ибо в душе у него прочно, будто рыболовные крючья, засели острые, напитанные холодным ядом осколки старых воспоминаний.
Он до сих пор думает, что могло произойти, не успей он тогда, на выпускном экзамене, помочь Уильяму.
Уже у двери Сатклифф не видит – чувствует, как пальцы Хамфриза смыкаются на изуродованной ладони слепого полубезумного жнеца, отдавая ему последнее живое тепло.
Быть может, Алан устал ждать и верить, но любить он будет до последнего.
***
Грелль просыпается посреди ночи, шумно глотая воздух и затравленно озираясь вокруг. Перед полуслепыми глазами до сих пор стоят километры чужой плёнки, щедро окроплённые кровью тех, за кого Сатклифф мог бы перегрызть глотки целой орде демонов. Сердце заходится набатом, длинные ногти впиваются в ладони, и только разум подсказывает, что всё то, что сейчас видит Грелль – всего лишь тень пустого дурного сна.
Холодная проточная вода уносит остатки кошмарных видений, и Сатклифф, наскоро вытеревшись, идёт в соседнюю комнату, бесшумно ступая по мягкому ковру босыми ногами. И облегчённо вздыхает, увидев спящего Уильяма.
Грелль неслышно подходит к узкому диванчику, бережно откладывает на журнальный столик очки Спирса, поправляет плед, почти съехавший на пол, и осторожно, чтобы не разбудить, вынимает из длинных пальцев тяжёлую книгу. А затем опускается на колени, невесомо касаясь раскрытой ладони. Спирс хмурится, недовольно поджимает губы, чуть дёргает пальцами, но спит по-прежнему крепко, позволяя Греллю прикасаться к себе.
Сатклифф водит мизинцем по длинной линии жизни, очерчивает линию сердца… А затем придвигается поближе и неловко гладит кончики тёмных, растрёпанных со сна коротких волос. Красноволосому жнецу куда привычнее проявлять безумную страсть, застилающую глаза и разум, и простая, чистая ласка выходит у Сатклиффа неуклюже, но совершенно неповторимо и искренне.
Грелль кладёт голову на скрещенные руки в каком-то дюйме от лица Уильяма, вслушиваясь в ровное, размеренное дыхание спящего. Веки медленно наливаются свинцом, и Сатклифф проваливается в вязкий омут снов.
***
Грелль просыпается, когда понимает, что мерное дыхание над ухом превратилось в натуженные хрипы, и резко распахивает глаза.
- Доброе утро, диспетчер Сатклифф. Я, безусловно, рад, что вы в кои-то веки, наконец, взялись за ум, но вам не кажется, что проводить в моей палате двадцать четыре часа в сутки, отговариваясь документацией – лишнее? – конец фразы тонет в кашле, рвущем лёгкие до кровавой мокроты.
Грелль с ужасом и растерянностью смотрит на лежащего на больничной койке жнеца:
- Уильям… Быть такого не может….
Спирс мутными от частых приступов сильной, изматывающей боли и недосыпа глазами устало и немного удивлённо смотрит на своего подчинённого сквозь стёкла очков, но лишь тяжело вдыхает, вновь возвращаясь к документам, что лежат у него на коленях.
- Сатклифф, я так понимаю, вам вредно переутомляться. Ступайте домой и отоспитесь, не мозольте глаза, - охрипшим, не терпящим возражения голосом произносит начальник Третьего Лондонского Департамента.
- Быть такого не может… - повторяет Грелль, бессильно сползая вниз по стене. Как он мог, как посмел такое допустить?
Уилл раздражённо и устало откладывает документы в сторону:
- Диспетчер, вы бредите? – мужчина зло чеканит слова, до хруста стискивая карандаш в длинных пальцах. А потом бессильно откидывается на подушку, не в силах признать, что и сам бы с головой погрузился в этот бред, если б под кожей не змеились ядовитые лозы.
- Уходите, Сатклифф.
Грелль послушно разворачивается и идёт к двери, чувствуя внимательный взгляд в спину. Мыслей у него нет, в голове совершенно пусто, да и задумываться ему сейчас ни к чему. Времени совсем немного, нужно успеть.
В эту ночь Грелль в буквальном смысле купается в крови. Чужие души кипятком плещутся в грудной клетке, проклиная своего убийцу, но Сатклиффу не до этого.
Он так и появляется в лазарете: уставший, грязный, с головы до пят покрытый кровью, с зажатой в руке бензопилой. Пальцы у него свело судорогой, будто челюсти охотничьей собаки, схватившей зверя, и Сатклифф уже не может выпустить рукоять.
Как и призрачный шанс на спасение.
- Уилли, я принёс! – души рвутся на свободу, ломая грудину. Как только Эрик терпел? – Я принёс, Уилл…
Спирс на него не смотрит:
- Это не поможет, Грелль, - тихо отвечает он, не отрываясь от документов.
Ручка выпадает из ослабевших пальцев.
Под мертвенно-бледной кожей змеятся витые побеги, оставляя на теле замысловатые узоры багровых рубцов, прорастают сквозь живую плоть, расцветают напитанными тёплой кровью цветами. С белых губ ни слетает ни звука, лишь лицо искажает судорога боли, и в уголках широко распахнутых глаз собирается влага.
Жизнь Томаса Уоллиса, отнятая сотню лет назад, наконец получает свободу, оплатив её кровью поверженного Шипами жнеца.
Сатклифф опускается на колени рядом с больничной койкой, намертво стискивает дрожащими пальцами холодеющие ладони, ловит последние живые искры в стекленеющих глазах, заворожено следит за тёмно-алыми каплями, которые разбиваются о белый кафельный пол. Ни мыслей, ни чувств, лишь смутное осознание того, что что-то идёт не так. Неправильно.
Грелль своей рукой опускает веки Спирса и рукавом стирает кровь со строгого бледного лица.
Красный идёт Уиллу, как никому другому, но сейчас Сатклифф испытывает к насыщенным рубиновым каплям лишь ни с чем не сравнимое отвращение и лютую ненависть. Для него кровь этого жнеца давно стала драгоценностью.
Грелль вытирает злые слёзы окровавленными пальцами, пачкая щёки. Как, как Уильям мог умереть? Ведь Сатклифф точно помнил, что случилось тогда, на первом задании. Уильям не понаслышке знал о Шипах, но никогда не был болен.
- Это всё ложь… Страшный сон…Неправда! – пронзительный крик звенит в тишине залитой кровью палаты.
Белый кафель песком рассыпается под разбитыми кулаками, чужая кровь прахом слетает с тела, и Грелль оказывается посреди огромного светлого зала. В кресле напротив Сатклиффа сидит бледная худощавая женщина в простом тёмном платье. Тяжёлые пепельные пряди волос рассыпаются по плечам, пальцы теребят нитку мелкого жемчуга, а золотисто-жёлтые глаза впиваются в красноволосого жнеца пытливым строгим взглядом.
- Надо же, догадался, что тебе голову морочу. А ты неглуп, Грелль Сатклифф. Что ж ты опять против всех и вся пошёл, раз знал, что в этот раз у тебя не просто Косы лишат, а шкуру в темницах спустят?
Грелль низко склоняет голову. Сейчас он стоит перед самой Смертью, и не ему, Потрошителю, просить её о милости. Но он обязательно попросит.
- Ну что ж ты молчишь, позорище ты наше? После того твоего фортеля Уилл за тебя упрашивал, а если б некому больше было просить? Что, принял бы свою гибель?
Грелль коротко, но уверенно кивает.
- Принял бы, значит… Вы все в вашем Третьем Департаменте такие? Прежде сердцем, а потом уж головой? Ну, вижу я, вижу, за кого просить хочешь. И что ты за него взамен отдашь?
- Я могу занять его место… - тихо произносит Сатклифф, наконец, взглянув в янтарные глаза. И удивляется, когда Смерть хохочет, прикрыв рот узкой ладонью:
- Ох, насмешил… А я всё в толк не возьму, как Уильям с вами ещё не поседел… От тебя и так убытков в три раза больше, чем пользы, страшно подумать, что б было, если б ты еще и не в своём уме был. Хорошо, я подумаю. А что до тебя… - женщина в одно мгновение оказывается за спиной у Грелля, и тот слышит, как щёлкают ножницы, - Это чтоб не забывал.
Сатклифф сквозь сон слышит, как кто-то рядом произносит его имя и понимает – пора просыпаться.
***
Алан разворачивает иссохшие руки проклятого жнеца ладонями вверх, водит подушечками пальцев по грубой, изуродованной коже. Костлявые пальцы, напоминающие когти хищной птицы слабо, почти невесомо сжимают холодные пальцы юноши. Руки у Слингби по-прежнему тёплые, почти горячие. Да и привычка согревать холодные узкие ладони бывшего напарника, как ни странно, никуда не делась.
- Эрик, а ты помнишь, как мы с тобой гуляли в парке? – Хамфриз грустно улыбается, глядя куда-то в пространство, в прошлое, где Слингби ещё не носил чёрную шёлковую ленту, закрывающую чёрные провалы пустых глазниц, а сам Алан ещё радовался каждому моменту своей угасающей жизни, - Ты ещё тогда очень ворчал, что я снова забыл перчатки дома, и грел мне руки, как сейчас. А потом…потом я желание загадал, помнишь? Ты, наверное, смеяться будешь, но я до сих пор верю, что оно сбудется, представляешь, Эрик? - Алан невесело усмехается, - Глупо, правда? Так мечтал, чтобы у тебя всё было хорошо после того, как меня не станет…. Всё бы шло своим чередом, мои кости давно бы вереском проросли, а я бы изредка, хоть ненадолго приходил, чтобы посмотреть на тебя. А солнце на небо и без меня бы взошло.
Сухие глаза не дают дышать, в горле стоит тяжёлый комок, но Алан продолжает говорить:
- Эрик, если цена исцеления такова – лучше бы ты убил меня сразу. Я сейчас хуже, чем мёртв…Мне без тебя свет не бел, понимаешь?
Хамфриз, кусая губы, утыкается в острое плечо неподвижно застывшего жнеца и некоторое время сидит так. Сухие глаза не дают дышать.
- Эрик…ты прости, что в этом году мы не празднуем Рождество. Я сейчас просто… Вот отдохну немного – и в следующем году мы снова будем праздновать его…
Алану уже не впервой по крупинкам собирать силы и веру, только с каждым годом ему нужно всё больше и больше времени, чтобы поднять голову и расправить плечи под тяжестью непосильного горя.
Юноша долго размышлял, прежде, чем ему удалось, наконец, смежить веки. А всё потому, что когда Хамфриз провожал Эрика в комнату, ему показалось, что сухие губы бывшего напарника раскрылись в давно забытом вопросе.
«Неужели тебе не понять, глупый, что моё солнце – ты?»
***
Сны у Эрика пустые, тяжёлые, горячечные. Ясных образов Слингби никогда не видит, только знает, что нужно бежать, иначе он лишится чего-то важного. Или кого-то.
Только каждую ночь бывший жнец снова и снова слушает плач и проклятия, чувствует, как больно смыкаются ледяные пальцы вины на изуродованном горле. Пытки Эрик сносит молча, во всяком случае, пытается молчать. Слингби не помнит, за что понёс наказание, но почему-то верит, что сделал это не зря.
Так почему же именно сегодня ему дали право смотреть?
Его собственный ад до боли напоминает улицы Лондона. С той лишь разницей, что здесь нет ни единой живой души. Только те, кого он принёс в жертву, с негодованием следят за своим убийцей из чёрных провалов окон.
И как только Эрик делает первый осторожный шаг, затравленным зверем озираясь по сторонам, двери, сдерживающие чужой гнев, слетают с петель.
Жнецу кажется, что под ногами плавится мостовая. В лёгких плещется кипяток, сердце готово проломить рёбра. От чужих душ веет обжигающим холодом, который пробирает до белых костей, от праведного гнева Эрику никуда не деться. А может, пусть лучше убьют?
Слингби останавливается посреди пустынной улицы тяжело дыша. А потом медленно поворачивается и делает шаг навстречу. Алан жив, и это главное, а что до него самого… Убьют, так убьют, но умрёт он ни о чём не жалея.
И в тот самый момент, когда ледяные пальцы смыкаются на горле, жнеца неожиданно окунают лицом в вязкую тёплую жидкость.
Этот запах и металлический вкус Слингби узнаёт безошибочно. Чья-то рука умывала жнеца чужой, ещё тёплой кровью, не позволяя поднять голову и сделать вдох.
А Эрик и не сопротивлялся. Ему ведь не впервой, чужой крови он глотнул с лишком, и не ему, проклятому убийце, оправдываться и просить о пощаде, или милости.
Стальная хватка цепких мертвенно-ледяных пальцев слабеет, и Эрик рывком распрямляет спину, жадно глотая холодный воздух и вытирая струящуюся по лицу алую жидкость.
Глаза, привыкшие к непроглядной темени, режет свет, и у Слингби не сразу получается разглядеть помещение. Просторный зал, посреди которого – два кресла, да чаша с водой. Только что-то подсказывает Эрику, что для них с Аланом сегодня что-то изменится.
Худощавая женщина в тёмном платье неспешно пересекает зал, легко подталкивает жнеца к креслу и усаживается напротив, спокойно глядя на Эрика:
- Ну, Эрик, умылся? – насмешливо спрашивает Смерть, чуть склонив голову вбок. Слингби не смеет поднять глаз, лишь молча наблюдает, как тяжёлые алые капли срываются с лица и разбиваются о мраморный пол, гулким эхом отдаваясь от стен, да стискивает нечувствительными из-за савана шрамов пальцами подлокотники кресла.
- Тысяча душ. Не одна, не две, не десять, а тысяча! И всё ради того, чтобы выкупить жизнь мальчишки, который просто-напросто не способен быть жнецом! Пойми ты, не той породы твой Алан, чтобы таким ремеслом заниматься. Да, сильный духом, да, собранный, да, ответственный, да, знает свои обязанности, но не с его-то сердечком плёнку собирать! Что за жнец, который каждой скошенной душе по куску, по капле крови отдаёт? Страшно, больно одному, а никому открылся, только к тебе прикипел. Смерть для мальчишки была лучшим из вариантов, а смерть от Шипов – достойным его. Что ж ты с ним так, а?
- Алан сейчас в порядке? – спрашивает Слингби. И удивляется своему голосу, хриплому и надтреснутому. Но этот вопрос мучает Эрика уже очень давно, и шинигами просто не может его не задать.
- Если это состояние можно назвать «в порядке», то да, - криво усмехается Смерть, - Мальчишка пятьдесят лет от тебя не отходит. Шипы сердце только царапали да кололи, а ты его в клочья разорвал. Нужно ли ему было такое спасение? Что смотришь, как нашкодивший кот?! Хочешь увидеть, во что ты его превратил, чёртов ты эгоист?
Эрик коротко, едва заметно кивает, внимательно слушая госпожу. Все эти пятьдесят лет, едва способный вспомнить своё имя, Слингби знал, что ему нужно увидеть кого-то. Кого-то до боли близкого, родного. И попросить прощения, обнять и пообещать, что он больше никогда-никогда не будет страдать. А потом расшибиться в лепёшку, но обязательно выполнить обещание.
Смерть неторопливо поднимается с кресла… И выплёскивает воду из чаши в лицо Эрику.
Ледяная вода из Леты обжигает не хуже кислоты. Слингби недоумевающее моргает, глядя на женщину, и с удивлением осознаёт, что кровь на лице и руках светлеет, становится всё прозрачнее, пока не обращается кристально чистой водой, а уродливые рубцы покрываются гладкой здоровой кожей. Как странно…
-Из одного кубка яд вместе глотаете, и не понять, чья доля больше. Вытерпели, выжили, вынесли, рука об руку сквозь мрак прошли. Хватит с вас. А теперь пошёл прочь, не место тебе здесь теперь.
Прощение? Немыслимо…
Эрик неловким ломаным движением склоняется в знак благодарности, неуверенно пересекает зал и распахивает двери, щурясь на ослепительно яркий свет.
Кошмар затянулся, а теперь время проснуться.
***
Алан делает свистящий глубокий вдох и открывает глаза. С недавнего времени Хамфриз тоже приобрёл привычку не дышать во время сна. Жнец садится на постели, слепо шаря по прикроватной тумбочке в поисках очков.
- Ты куда вскочил такую рань? Спи давай… - произносит до боли знакомый охрипший голос за спиной юноши, и Алан, ещё не до конца проснувшийся, оборачивается через плечо.
- Эрик?
Слингби внимательно вглядывается в размытые очертания, не в силах коснуться. Бледное остроскулое лицо, потускневшие изумрудно-зелёные глаза, едва заметная седина в медово-каштановых волосах… Боже, что он с ним сделал! Хочется, обнять, скрыть от всего, защитить… Только нужна ли теперь Алану его защита? Он ведь только с иду слабый, как трава в ноябре…
-Эрик? – снова зовёт юноша, придвигаясь ближе и пощипывая себя за руку. Только мираж, который должен был растаять с пробуждением, не спешит рассыпаться прахом. Немыслимо…
- Простишь? – только и может вымолвить Слингби. Жнец знает: сказать нужно куда больше, но мысли пока не хотят складываться в связные предложения.
Алан расправляет плечи. Делает глубокий вдох. А затем отчаянно крепко, как утопающий в спасательный круг, вцепляется в жнеца и некоторое время сидит неподвижно, вслушиваясь в быстрые размеренные удары чужого сердца вплотную к его собственному, которое благодаря Эрику теперь бьётся ровно и уверенно.
Эрик молча поглаживает юношу по спине, по плечам, начинающим мелко подрагивать. Дышит Алан часто, со всхлипами, которые постепенно переходят в рыдания, а потом и в сдавленный животный вой на одной ноте. Юноша, уже порядком забывший, что значит плакать, разревелся, как маленький ребёнок, и плевать, что волосы уже тронула седина. Счастье – хороший доктор, только вот вынимать бритвенно-острые коготки тоски из сердца с анестезией у него, к сожалению, не всегда получается.
- Я скучал…- только и может разобрать Слингби в надрывных, уже затихающих всхлипах.
- И я по тебе соскучился… - шепчет Эрик в каштановую макушку юноши, чуть касаясь мягких прядок иссохшими потрескавшимися губами.
Вскоре Хамфриз окончательно успокаивается, и, лишь изредка шмыгая покрасневшим носом, прижимается к партнёру, вслух размышляя о том, что приготовить к вечернему приёму гостей и как украсить дом. Будто и не было тех пятидесяти лет.
… Уильям не сразу дозвонился до Хамфриза, чтобы спросить, какого чёрта творится у него в квартире. Спирс обнаружил перемазанного кровью Сатклиффа на полу у своей постели, лежащего на веере отсечённых кроваво-красных прядях волос. А когда тот пришёл в себя, добиться от него хоть чего-нибудь, кроме бессвязных рыданий и выкрика «Я бы поступил точно так же!» не удалось.
Телефонная трубка выпала из ослабевших пальцев, лишь только Уильям услышал голос Эрика, а посему шеф Третьего Лондонского Департамента не преминул схватить Грелля в охапку и переместиться в дом коллег даже не переодевшись.
…Уже сидя за столом в маленькой уютной кухоньке в доме Слингби и Хамфриза, Сатклифф едва заметно улыбнулся своим мыслям и заправил за ухо короткую прядку. Всё-таки волосы – это очень маленькая плата за покой.
Им ли не знать, сколько оно стоит на самом деле?

@темы: Alan Humphries, Eric Slingby, fanfiction

---

[Maetel]

А знаете что? да да, это снова я! и не последний раз надеюсьХ))

сегодня принесла такой вот больничный скетч

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

[Maetel]

Ну ок))) продолжаю спамить соо картинками, все равно никто сюда не пишет))

фансервиса что-то давно не было, исправляем Х)

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby

---

[Maetel]

у меня, видимо, сегодня шинигамский день))

еще арта

и фрагмент

@темы: art, pictures, Alan Humphries, Eric Slingby